Он тоже оперся на свою дверь и засунул большие пальцы в петли джинсов. Лия должна была прийти с минуты на минуту. Мы собирались к ее дерматологу, который принимал нас в нерабочее время, потому что моей сестре было слишком стыдно показывать свое лицо без макияжа.

– И то, и другое.

– Думаю, у нее нет планов на выходные, но не могу обещать, что она пойдет с тобой на свидание. Ты же знаешь, как это бывает с Лией.

Джона никогда не видел Лию без макияжа. Никогда не видел шероховатую кожу под слоем тонального крема или то, что огонь отнял у нее кончик уха, придав ему по-эльфийски заостренный вид.

Наверное, он заметил изменение цвета под тональным кремом. Легкие фиолетовые пятна, украшавшие правую половину лица. Но Джона не знал, как это выглядит без боевой раскраски.

– Она с кем-нибудь встречалась после пожара?

Я покачала головой.

– Насколько знаю, нет.

– Дерьмо.

– О да.

– Она великолепна, – он подергал себя за бородку, скривив рот. – Никогда не видел женщины сексуальнее. Без обид.

– Я и не обиделась.

Лия была – и всегда будет – сногсшибательной. Мне вообще кажется, что у людей есть два лица: то, которое видит мир, и то, которое они видят в зеркале. Но когда Лия смотрела на себя, то видела только Ту Самую Ночь.

Мы услышали звон ключей двумя этажами ниже и поняли, что Лия вернулась домой. Дверь со скрежетом открылась, затем захлопнулась.

Я услышала тихий, знакомый стон.

– Этот лисенок меня доконает. Я единственная глупая сука во вселенной, которая решила кормить городскую лису, – бормотала она.

Мы с Джоной обменялись взглядами. Я прикусила губу, чтобы подавить смех. Джона прямо-таки взвыл. Еще одна особенность Лии. Она была замечательной. По-настоящему добросердечной и милой.

Мы слышали, как она поднимается по лестнице. Она появилась на третьем этаже, одетая в водолазку канареечного цвета, которая скрывала как можно больше ее кожи, и обтягивающие кожаные брюки. Сестра держала пустой контейнер, где, видимо, хранила еду для лисенка, который ночью бродил по парку за нашим домом в поисках своей мамы.

Она посмотрела на нас, нахмурившись.

– Выглядишь так, словно замышляешь что-то подозрительное. Джона, ты знаешь, что я сделаю кошелек из твоей мошонки, если втянешь мою младшую сестру в неприятности.

Джона фыркнул.

– Раз уж на то пошло, скорее твоя младшая сестренка найдет неприятности на мою задницу.

Лия приподняла здоровую бровь. Правой у нее не было из-за шрама. Она проделала отличную работу, нарисовав ее перед выходом из дома. Вы бы и не заметили.

– Моя сестра – ботаник, – сказала она с достаточной долей злобы. Она любила меня, но я ей не нравилась. – В любом случае, ты слишком для нее стар. Ей всего двадцать два. Тебе сколько? Тридцать?

– Тридцать один. А тебе двадцать семь, – ответил он.

По какой-то причине я подумала о Тейте. Ему, должно быть, за тридцать. Потом я подумала о том, как сильно Лия возненавидела бы мысль о том, что я встречаюсь с кем-то старше тридцати лет.

Не то чтобы я собиралась встречаться с Тейтом.

– А это ты к чему? – нахмурилась Лия. Как будто не связала нашу беседу с тем, что она свободная женщина.

– Разберись с этим сама, Чашечка, – он подмигнул ей, намотал ключи на палец и сбежал вниз по лестнице.

Я повернулась и посмотрела на сестру. За четыре года с тех пор, как я окончила школу, мы усовершенствовали навык притворства, что у нас все в порядке. Но в глубине души она всегда будет держать на меня обиду.

Обиду за то, что я заставила ее занять место родителей, когда ей было всего восемнадцать.

Обиду за то, что прошла сквозь огонь, чтобы спасти меня.

Обиду за то, что я убила маму и папу.