– Следующим летом я сделаю эти ступеньки, – объяснил он мне, будто оправдываясь за мой полет.
– Да разве вы должны их делать? – гневно заметил я.
– Помнишь: раз дощечка, два дощечка – будет лесенка. Каждый должен поставить свою дощечку, а не ждать, пока кто-то все сделает, – объяснил он мне.
– Дави, ты где был, мой хороший, – произнесла женщина, открывшая нам дверь. Она пару раз огрела Давида материнскими оплеухами, а потом прижала его к себе так крепко, будто не виделась целую вечность, и поцеловала. Женщина меня не увидела, да и могла разве? В этой суматохе за широкими плечами Давида я казался тростинкой, которая колыхнется от легкого порыва ветра. Только когда он переступил порог квартиры, она боковым зрением увидела меня и слегка смутилась за свои чувственные материнские порывы, невольным свидетелем которых я стал. И тогда белокурая женщина слегка отступила от сына и пристально посмотрела на меня. Теперь уже я смутился пусть от минутного, но неловкого молчания.
– Это мой друг, мама, Миша, он тоже из Абхазии, – сказал Давид, проходя дальше по коридору.
– Проходи, сынок, что же ты стоишь, – сказала мне женщина и направилась за Давидом.
Пока я в легкой поспешности снимал обувь, которую меня пытались убедить не снимать, но все же мое положение обязывало не подчиняться наставлению хозяев, я рассмотрел, что гостиная была полна комнатных цветов. Я еще только мельком взглянул на дары флоры, обитавшие в квартире у моего новоиспеченного друга, но уже хотелось вновь оказаться подле них. Когда меня окликнули уже чуть громче, я понял, что нужно поскорее расправляться со шнуровкой на своих кроссовках и не смотреть на божественные создания, благоухающие райскими садами. Но, проходя мимо домашнего палисадника, я не мог не разглядеть каждый цветок – мне казалось, что это именно тот сад, только в миниатюре, о котором мне говорил Давид. Сад его мечты с благоухающими цветами, которые казались мне дарами Эдемского рая. Я остановился для того, чтобы почувствовать тот дурман, который так сильно волновал моего нового друга.
– Я познакомлю тебя с ними позже, – сказал Давид, увидев, что я, не отрываясь, смотрю на цветы.
От его слов я пришел в себя: меня словно силой вернули, будто оторвали младенца от нежной груди. Я был разлучен с цветами, которые сладкоголосо зазывали меня в мир неизведанных таинств и наслаждений. Меня усадили на диван, а белокурая женщина уже совершала волшебные процедуры с продуктами, которые успел купить Давид. Я увидел там совершенно другого человека, более расслабленного, с непринужденным взглядом, ловко отшучивающегося со своей матерью.
– Миша, знакомься, это моя Мадонна, мой кот-мурлыка, самое божественное создание из всех, – крепко обнимая маму, сказал Давид. Она немного скукожилась, что-то шепнула ему такое, от чего он еще больше засмеялся. Думаю, она сказала ему, что очень неудобно так при постороннем человеке, а ведь мне и самому становилось немного неудобно.
– Папа, папа, – кричал, вылетая из двери соседней комнаты, маленький мальчик. Мальчик со всего размаху бросился на Давида и крепко обнял. Я удивленно смотрел на него и не мог поверить, что у него есть сын. Я не знаю, почему я удивлялся, что у взрослого мужчины может быть сын, но меня это почему-то очень сильно поразило. Давид опустил сына на ноги и подвел ко мне. На меня пристально смотрели жгучие черные глазки, а черные волосы, которые были чуть ниже подбородка, напоминали прическу футболиста, да и ловкость, с которой ребенок кинулся на отца, точно показывала его молниеносную реакцию.