». Царь рассмеялся и сказал «Недурно!» На другой день в 12 часов Каратыгин получил, конечно же, двойной оклад.

Николай был отзывчив к художественной литературе. Гоголь вспоминал: «Был вечер в Аничковом дворце, все в залах уже собралося…но государь долго не выходил. Отдалившись от всех, он развернул „Илиаду“ и увлекся ее чтением во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка, и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на своем лице следы иных впечатлений».

Среди зарубежных писателей он с удовольствием читал Вальтера Скотта, как и все остальные в то время. Не случайно пушкинского «Годунова» без злого умысла предлагал автору переделать в исторический роман в духе Скотта. Но в тоже время Гоголь уверял, что без высокого покровительства императора «Ревизор» не был бы никогда напечатан и поставлен. Император был на премьере «Ревизора» и заметил «досталось всем, а мне больше всех», а после спектакля переслал писателю бриллиантовый перстень. Но когда в 1845 году друзья Гоголя хлопотали писателю пенсию, царь заметил, «у него есть много таланта драматического. Но я не прощаю ему выражения и обороты слишком грубые и низкие»! Какие это были обороты, царь не уточнил.

Отношения Пушкина и царя неоднократно менялись. Так, на литературном обеде в ноябре 1827 года поэт сказал: «Меня должно прозвать или Николаевым или Николаевичем, ибо без него бы я не жил. Он дал мне жизнь, и, что гораздо более, свободу, виват!» Но потом в письме к Чаадаеву он замечал: «хотя я лично сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя». Царь был старше Пушкина на три года, поэтому довольно быстро остыл к нему. Ему не понравилось, что Пушкин нарушил слово дворянина, не сдержал данное им обещание не драться на дуэли с Дантесом ни под каким предлогом. Николай писал к генералу Паскевичу 16 февраля 1837 года: «Одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и служит пищей разным глупым толкам. Он умер от раны. За дерзкую и глупую картель, им же писанную. Но, слава Богу, умер христианином».

Николай Павлович любил своего брата Александра и, конечно, ему была известна тайна смерти или ухода царя. Памяти брата он создал Александрийскую колонну. Работы начались в 1829 году. Лицо ангела, поставляемого на колонну, должно было иметь портретно сходство с Александром. Так решил Николай. Памятник подчеркивал, что Александр действительно скончался, и должен был заглушить слухи о событиях в Таганроге. В то же время, подняв образ Александра выше Зимнего Дворца, Николай чуть ли не молитвенно обратился к заступничеству брата как хранителю России. Авторитет Александра был непререкаем для Николая и потому, что брат был на двадцать лет его старше, и воспринимался отцом.

Николай давно задумывался о том, что России нужен свой гимн. Эту важнейшую задачу за честь почитали бы исполнить ведущие композиторы России. Но выбор царя пал на молодого тогда Алексея Федоровича Львова, сына директора придворной капеллы. 6 декабря 1833 года в Москве в Большом театре после спектакля царь неожиданно приказал спеть и сыграть гимн Львова. Театр был полон. Публика поднялась с мест и слушала гимн стоя. Гимн повторяли два раза. Почти через две недели торжественное исполнение гимна повторилось. Это было 25 декабря 1833 года, в день изгнания французов из России. Гимн «Боже, Царя храни» был проигран во всех залах Зимнего, где были собраны войска! Зимний Дворец превратился в хоровую ассамблею! Казалось, царь хотел, чтобы каждый уголок Зимнего был проникнут мелодией Львова.