Надо поспешить. Через пару часов барахолка закроется, а я останусь голодным, как минимум, до утра.

Глава 7

Первая ночь дачной жизни показалась бесконечным кошмаром.

Я успеваю на барахолку. Я успешно и на удивление легко меняю у продавца китайской обуви триста баксов на отечественную валюту. Мой нос безошибочно ведёт поющий от голода желудок на аромат томящегося на углях мяса. С чавканьем, как настоящий дикарь, уминаю пять шампуров горячих сочных шашлыков. Шашлычник смотрит на меня, оборванного, голодного до неприличия, и с видимым удовольствием повторяет:

–Ай, хорошо кушаешь! Ай джигит! Купи еще!

С пухлой пачкой купюр (такого количества рубликов я мои руки не держали ровно столько, сколько существовали) очень довольный собой и почти успокоившись, я совершаю рейд по ближайшим магазинам. Набив пакеты едой и герметиком, отправляюсь обустраивать быт.

Я восхищен своим умом и своей предусмотрительностью. Дачная жизнь обещает быть приятной. Как у всякой настоящей совы к сумеркам у меня наступает пик активности, несмотря на насыщенный событиями день. Я одновременно протапливаю старенькую «буржуйку», готовлю ужин и шпатлюю герметиком щели. В домике постепенно становится теплее. Мне же, уже, просто жарко.

К девяти вечера моя бурная деятельность приносит первые результаты: сгорает жаркое. Щели заделаны настолько удачно, что черная едкая сажа, забивает все помещение, а плотность дыма достигает стадии пригодной для резки ножом. Дым приходится буквально выталкивать из домика через дверь, как выпихивают разбуянившихся гостей. Освободившись от дыма и тепла, я усаживаюсь ужинать тем, что не успело превратиться в уголь.

После стаканчика "Перцовки" жизнь начинает казаться вполне приемлемой, а будущее не таким безрадостным, запутанным и опасным.

В три часа ночи просыпаюсь. Мартовский морозец (вероятно ближе к 30 чем к 20 градусам со знаком -) бесследно растворил все последствия моих трудов кочегара-любителя. Тепло стремительно покинуло садовый домик, мое одинокое ложе и, без сожаления, чумазого меня. Старые пружины кровати звенят и поскрипывают очень точно и в такт, аккомпанируя лязганью моих зубов. Концерт ансамбля шумовых музыкальных инструментов надоедает очень скоро. Я не выдерживаю и встаю.

Печка охотно разгорается и даже нагревает воздух вокруг себя. Но, как капризный ребенок, требует постоянного внимания. А развлекать «ребёнка» нечем: дрова на зиму я не запасал. А те щепки и доски, что лежали у стенки дома и летом помогали вскипятить на плите чай, намертво вмёрзли в сугроб. И достать их можно только с помощью отбойного молотка. Которого у меня тоже нет.

К утру я готов спалить домик вместе с собой, ради счастья ощутить настоящее тепло хотя бы десять минут.

Я дождался рассвета, ясного и морозного. Сутки жизни настоящего искателя приключения отмечаю, обнажив донышко бутылки. Перцовка кончилась. Не заметил даже как. Не согрелся с нее, не захмелел. Впрочем, мне уже настолько всё равно, что если бы в дверях появился Кирсан со всей своей бандой, на меня бы это не произвело никакого впечатления. Какая разница: сдохнуть от холода или от пули?

Случайно взглянул в зеркало. Сказать, что я изменился, значит не сказать ничего. Моя внешность больше не требует дополнительной маскировки. Идентифицировать эту грязную, синюшную личность невозможно даже с помощью компьютерного анализа. Если мои отпечатки пальцев выглядят так же как лицо, то меня не найдет уже никто и никогда. А ведь еще вчера эта рожа была частью вполне приличного мужичка, притязавшего на звание интеллигента.

Никогда не думал, что современный человек так уязвим и зависим от привычных благ цивилизации.