Покинуть и никогда больше не возвращаться…

Я всегда буду его ждать. Буду мечтать, когда же загляну в его глаза. Добрые. Отзывчивые. Когда услышу приятный бархатистый голос. И сейчас, когда решение принимается, когда над нашими головами повисла неизвестность, трудно сидеть на месте, трудно выполнять домашку на неделю. Остается только сидеть на подоконнике и смотреть в это треклятое окно, за которым льет дождь, размывая снег. Скоро весна. Время перемен, так? Хочется на это надеяться.

Олег придет за мной. Обязательно придет. Знаю, что он подал документы на опеку и ждет результаты. Сказал, что сегодня придет.

И знаете, я счастлива. У меня появится человек, с которым могу поделиться всем, что творится в голове, поплакаться в жилетку, вопреки всему. Возрасту, полу, взглядам. Ведь он всегда меня поймет. Всегда! Как когда-то понимал Миша…

Я словно обрела его в лице художника. Он казался надежным. Наверное, поэтому трясусь сейчас так сильно, словно попала на Северный полюс. И не от страха, что моя жизнь может оборваться в один прекрасный день.

Оттого, что мои мечты разрушатся снова.

Пусть это звучит банально, но я позволяла себе мечтать. Впервые за долгие годы. Мечтать о будущем, о семье, о человеке, который поможет адаптироваться в этом мире.

Колени сковывают воспоминания предыдущих лет. Когда-то давно я так же сидела перед окном с полным рюкзаком и ждала, когда же за мной придут. Лучше бы не делала этого, не лелеяла ложные надежды.

Но с Олегом так не получится. Он всегда держит слово. В любой ситуации. Он никогда не предаст, не позволит никому меня обидеть.

Никогда…

– Ева, ты тут? – стучится в дверь и заходит. Садится рядом со мной на кровать. Кидает мимолетный взгляд на рюкзак.

А я смотрю только на него. На его аккуратно уложенную светлую шевелюру, на его фигуру в черном костюме. В его глаза. Ведь это зеркало души. Они не могут солгать. И сейчас не лгут, глядя на меня с толикой сожаления. Понимаю все сразу, стоит нам установить зрительный контакт.

– Слушай, я поговорил с органами и…

– Ты сделал все, что смог.

Улыбаюсь ему, точнее, приподнимаю уголки губ, надеясь, что моя улыбка не вышла наигранной или, того хуже, – горькой. Ведь это трудно. Трудно надеть веселую маску на лицо, когда внутри тебя съедают тараканы. По кусочку. Шепча на ухо: «Ты заслужила!»

– Это не смертельно. Мы ведь можем видеться без опеки. Будем переписываться, созваниваться, гулять по выходным. Ты же не исчезнешь, правда?

– Ответь на вопрос, – в мгновение ока Олег становится серьезным. Брови хмурит, взглядом цепляется за мой, как коршун. – Тебя подвергли насилию?

Что? Откуда он узнал? Об этом не должно быть написано в деле! Я вырвала листок пару месяцев назад. Он не должен был узнать. Никто не должен был. Даже мои «соратники» не в курсе, почему второй раз меня привезли обратно избитую, с двумя порезами на спине. Откуда?

– Ответь мне, Ева! – настаивает мужчина.

– Тебе какое дело? Насиловал и насиловал. Дальше что?

Неприятные воспоминания кольнули куда-то в область груди. Мясистые, потные руки, которые в итоге сломали правое запястье, лишняя растительность, которая колола лицо и шею. Крики. Мои бессмысленные крики о помощи приемной матери.

Но она так и не услышала…

– Почему ты не рассказала мне?

– А что бы это изменило? – повышаю голос. Неосознанно. Он сам. В смысле голос сам. – Это уже прошло, со мной работал психолог! Я не сумасшедшая, психика в порядке. В чем проблемы?

– Ты разве не боишься меня? Не думаешь, что я поступлю точно так же?

Олег сидит напротив. Не касается меня, не греет заледеневшие руки, как обычно. Смотрит. Ждет ответ. И мои уста говорят лишь одно правильное слово: