Федя понял: никакого будущего у него нет. Лишь скука и пустота до конца жизни.

Впрочем, у кого оно – будущее – есть? У вас, что ли?

– Милая, запри дверь на все замки, – просит мама, едва я переступаю порог.

– Хорошо, мам! – я не спорю.

Она боится. Весь город боится объявившегося недавно маньяка – Зверя, как его прозвали в СМИ. Он нападает по ночам, проникает в окна, выламывает двери. От него нет спасения, как говорят, но мама всё равно стремится создать мнимую защиту.

Я послушно закрываю дверь на три замка, следом – на засов, а после, наигранно кряхтя, приставляю тумбочку. Ей будет спокойнее.

Мы ужинаем молча. Мама слушает новости, а я думаю о следующей жертве Зверя. «Не переживай, мам, – прошу я мысленно. – Тебе ничего не грозит, я тебя не трону».

Во-вторых, Константин не знал, сможет ли он выбраться и как это сделать.

Профессор Онткин утверждал, что любая ошибка в чтении увеличивает риск застрять в астральной петле среди сотен потусторонних глаз, читающих тебя, как книгу.

Константин вспомнил о прошлом, которое хотел вернуть, о настоящем, вызывающем болезненную тошноту, и ещё раз посмотрел на переплёт, белёсый и вздутый, как чрево трупа. В середине красовалась пурпурная спираль. Коснувшись книги, Константин почувствовал, будто сотни глаз уже поедают его из тёмных уголков пространства. Дрожащими руками он приподнял книгу, сделал глубокий вдох. Он боялся открыть Книгу Ака. Во-первых, потому, что зацикленные тексты порабощают и сводят с ума…

Человек прикован цепью, рядом фонограф – старинное аудиоустройство, предок граммофона. Вокруг десяток зрителей.

Предупредили: пленник – жестокий убийца. Кроме него, все с шумоподавляющими берушами.

Аккуратно извлекают из морозильного контейнера желтоватый валик. Впервые вживую вижу вещь, которую собираюсь купить – восковой цилиндр, по официальной версии, с записью экзорцизма 1899 года.

Во вторую мировую с захваченного склада Аненербе он попал в СССР, прямиком в КГБ. После развала Cоюза обнаружился в частной коллекции российского миллионера-антиквара. Сейчас цилиндр продаёт его внук.

На заснятых кадрах я видел левитацию жертв, откручивание голов, ломание всех костей. Любого, прослушавшего запись, через несколько минут ждёт насильственная смерть.

И сейчас это предстоит проверить.

– Миша…

Её голос узнал сразу. Закололо в кончиках пальцев и жаром обдало щёки. В телефонной трубке послышались всхлипы:

– Миша, вернись, я так больше не могу.

– Случилось что-то?

– Я жду тебя.

Столько времени прошло, а я опять побежал, как мальчишка, по первому её зову. Издевается? Проверяет, не разлюбил ли? С работы ушёл без предупреждения, правила нарушил, гнал на красный. Около двери замялся. Знал, что замок не поменяла, и она знала, что ключи я всегда с собой ношу. Дверь скрипнула, вошёл осторожно.

На кухне плакала Вика перед моим фото с чёрной лентой.

– Дорогая, что это? Посмотри на меня! Я живой, я вернулся…

Рейс опять задержали. Уже в третий раз переписывают табло.

«Вот уроды, – думаю я, который час сидя в зале ожидания. – Точно жалобу напишу. За такие деньги они пассажиров облизывать должны, а они рейсы переносят».

Спустя почти день ожидания, наконец, падаю в кресло. Смотрю в иллюминатор. Темнотища – хоть глаз выколи. От реки к самолёту набегает густой туман.

Двигателя не слышно. Пилоты тоже молчат. Динамик надо мной хрипло повторяет одно и тоже слово, но какое, разобрать трудно.

Оборачиваюсь, а сзади никого. Оказывается, я в самолёте один. Мимо проходит стюардесса в чёрном и шепчет на ухо: