и телесериалы – «Таинственный сад» по книге Фрэнсис Ходжсон Бёрнетт и «Дети дороги» по роману Эдит Несбит. На летние каникулы они ездили в солнечную Испанию и на юг Франции, а не на малоутешительные, хоть и многочисленные кентские курорты вроде Маргейта и Бродстерса. Но мальчиков никогда не баловали. Джо был молчалив, однако строг, а Ева неколебима, особенно в вопросах гигиены и чистоты. С ранних лет Майк и Крис обязаны были выполнять свою долю домашней работы – по расписанию вроде школьного.

Майк тащил свою ношу и не жаловался. «[Он] в детстве вовсе не был бунтарем, – позднее вспоминал Джо. – Дома с семьей он был очень приятный мальчик и помогал присматривать за младшим братом». И в самом деле, единственным облачком на горизонте было то, что маминым любимчиком, похоже, был Крис, а Майк, видимо, не получал от нее вдосталь нежности и внимания. В результате и он, в свою очередь, не готов был нежничать – пожизненное его свойство, – был застенчив и робок с незнакомыми людьми, а когда Ева подталкивала его поздороваться или пожать кому-нибудь руку, сгорал со стыда.

В год, когда семья переехала в Уилмингтон, Майк сдал экзамены для одиннадцатилетних – так система британского государственного образования предварительно сортировала детей на успешных и провальных. Умненькие отправлялись в академические средние школы, зачастую не уступавшие элитарным платным заведениям, менее умненькие – в школы с профессиональным уклоном, а тупицы – в «технические школы», где, быть может, им удастся приобрести полезные навыки какого-нибудь ремесла. Последние два варианта Майку Джаггеру не грозили. Он с легкостью сдал экзамены и в сентябре 1954-го пошел в Дартфордскую среднюю школу на Уэст-Хилле.

Отец его был счастлив. Дартфордская средняя, основанная в XVIII веке, была лучшей среди себе подобных в этом районе графства, полагалась на те же стандарты и соблюдала те же традиции, за которые выкладывали круглую сумму родители учеников Итона и Харроу. У школы имелся герб и латинский девиз «Ora et Labora» («Молитва и работа»); там были «наставники», а не просто учителя, и облачались они в черные мантии; что было важнее всего для Джо, спорт и физкультура ценились в школе не меньше академических успехов. Среди выпускников числился герой восстания сипаев сэр Генри Хейвлок, а в XIX веке над одним из корпусов работал великий писатель Томас Харди, по первой профессии архитектор.

Однако в этой обстановке Майк блистал отнюдь не так ярко, как прежде. По результатам экзамена для одиннадцатилетних его поместили в поток «А» для особо многообещающих учеников: им предстояли высокие оценки на экзаменах обычного уровня, а затем два года в шестом классе и, вероятно, поступление в университет. Майку от природы хорошо давался английский, он питал некую страсть к истории (благодаря воодушевленному преподаванию учителя по имени Уолтер Уилкинсон), а его французское произношение оставляло позади почти всех одноклассников. Но на естественных дисциплинах, на математике, физике и химии он скучал и почти не старался. В списках класса по средневзвешенному баллу он обычно болтался в середине. «Я не был зубрила и не был болван, – позже рассказывал он. – Я всегда был где-то посередке».

В спорте, невзирая на всесторонние отцовские тренировки, он тоже был серединка на половинку. Летом проблем не было – в Дартфордской школе играли в крикет, а он любил смотреть и любил играть; благодаря отцу он блистал на легкой атлетике, особенно в беге на средних дистанциях и метании копья. Но зимой школа играла в великосветское регби, а не в пролетарский футбол. Майк быстро бегал и хорошо ловил мяч, а потому с легкостью попадал в основной состав команды. Но он ненавидел захваты – в результате которых нередко оказывался носом в хлюпающей слякоти – и отлынивал изо всех сил.