– Мы не хотели, чтобы ты узнал так, – сказала она. – Мы думали… ты ещё не готов. Но ты всегда был ближе к нам, чем другие. Слова – они делают тебя мягче. Открытым.
– Вы не мои родители, – прошептал он.
Отец кивнул. Медленно, с каким-то даже уважением.
– Мы – их оболочки. Но твои родители… они были первыми. Первыми, кто согласился. Чтобы ты выжил.
Мать подошла ближе. Лицо её начало расплываться – кожа подрагивала, как плёнка на супе. Из уголков губ начали расползаться тонкие белые нити.
– Ты тоже один из нас, Илья. Всегда был. Просто не знал. Мы забрали тебя с собой – в детстве. Но дали возможность выбрать. И ты выбрал… слова. Они позволили нам расти. Питать сеть. Каждый твой роман – это путь.
– Вы убили мою жизнь, – он отступал, чувствуя, как пол под ногами становится мягче.
– Нет, – ответил отец. – Мы дали ей смысл.
Илья выбежал на улицу. Город уже был… не городом. Он был единым телом.
Люди стояли на своих местах – как клетки. В окнах, у дверей, на скамейках.
Из их ног, из рук, из глаз – тянулись белые нити. Они соединялись в воздухе. В земле. Над головами.
Город дышал.
Он попытался бежать к вокзалу, но понял, что всё давно срослось – улицы замкнулись. Тропинки стали корнями.
Каждый поворот приводил обратно к центру – к площади.
И он пришёл. Потому что всё в нём уже тоже тянулось туда.
В центре стояли все. Мать. Отец. Пашка. Тётя Маруся. Те, кого он знал. И те, кого давно похоронили.
– Мы не одни, – сказали они. – Мы часть. Мы сеть. Мы помним всё.
Илья почувствовал, как внутри него что-то отзывается. Будто жилы – не кровеносные, а грибные – начинают прорастать от позвоночника к пальцам. Будто язык, которым он писал, больше не его.
Он упал на колени.
– Мы устали ждать, – прошептали они. – Пора домой.
Теперь он снова пишет. Не глазами. Не руками. Но всё ещё – живыми словами.
Он пишет истории, которые зовут.
Те, кто читают – слышат их.
Сначала шёпотом. Потом в снах. Потом – на собственной коже.
И однажды, когда они возвращаются домой…
Грибница встречает их с улыбкой.
Поле за посёлком
«Не иди через поле, Вить. Оно запомнит тебя.
А если запомнит – начнёт вспоминать внутри.»
– бабка Оля, дом 6, посёлок Тихий Лес
Когда Витя приехал в посёлок, ему казалось, что вернулся в детство.
Краска на воротах, запах печки, бабушка в старом платке, дачи, где никто уже не дачничал.
Обычный северный юг: сосны, дорожки, облупившийся асфальт и поле.
Поле – как поле.
Между деревьями и автобусной остановкой.
Жухлая трава, остатки бурьяна, плешивый клён на краю.
Не пугающее.
Но все обходили его стороной.
– Мостками иди, – говорила бабка. – Через овраг, потом вдоль берёз. Не срезай.
– Почему?
– Потому что. Там не чисто.
Он посмеялся. Он взрослый, чёрт возьми. Москва, логика, кроссовки за шесть тысяч.
На третий день срезал.
***
Он прошёл поле быстро.
Трава хрустела под ногами.
Небо было синее, и всё казалось – обычным.
Но на выходе – часы на телефоне опаздывали на 14 минут.
Он подумал – баг.
Перезапустил.
Не помогло.
***
На следующий день он снова пошёл через поле.
В этот раз – по диагонали.
Когда вышел, кроссовки были мокрые.
Хотя было сухо.
И земля под ногами гудела, как отдалённый трансформатор.
Он не сказал бабке.
Но ночью не спал.
Снилось, как трава дышит.
Снилось, как он идёт по полю и из-под земли на него смотрят.
Глаза – как галька, без век, без смысла. Просто смотрят.
***
На четвёртый день он пошёл снова.
Теперь – просто чтобы доказать. Себе.
Но в этот раз не нашёл выход.
Идти стал медленно.
Круги. Тропа.
А потом – просто тишина.
Не та, что в деревне.
А та, что в замкнутом помещении.
Под землёй.
Там, где звук глохнет сам в себе.