После паузы он прибавил:

– А что делать с Бурта-Вачий?

Один из членов Городского совета покачал головой.

– Бурта всегда заботилась о себе самостоятельно, – проговорил он. – Более того, мы должны избегать паники. Люди могут убежать, а если это и впрямь болезнь… кто знает, когда она проявится?

– Верно, – согласились иссохшие старцы. – Все должны остаться в Прими, хотим мы того или нет.

– Вы с городскими лекарями уже говорили? С Кунратом, Маурусом, целителями из Инфими, из трущоб? – спросил Сарбан, гадая, зачем его сюда пригласили.

– Целители из Инфими нам не нужны, – резким тоном ответил один из членов Городского совета. – Достаточно одного целителя из Прими!

Кто-то рассмеялся. Все поняли, на кого он намекает: на Аламбика.

– Наш апофикар очень старается – у него, конечно, самые благие намерения.

Раздались шепоты. Мужчина продолжил свою мысль.

– Маурус не желает вмешиваться, пока не узнает, что зараза прошла через стены и попала в Медии. Кунрат – единственный, кто помогает от души, кто навестил и осмотрел девушек, прислушался к нашим бедам. Теперь нужно подождать. Городской совет полностью доверяет Альгору Кунрату, который решил отправиться ко Двору, чтобы посоветоваться с тамошними медицинскими сообществами. До той поры, пока Кунрат на нашей стороне, мы не нуждаемся в знахарках и прочих шарлатанах. У нас и так с ними проблем выше крыши. На данный момент вопрос касается только округа Прими, и мы ценим помощь мастера Альгора Кунрата.

– Мэтрэгунцы этого не забудут, – благодарно закивали старцы, а члены Городского совета последовали их примеру.

Сарбан чуть не рассмеялся, но рана между ребрами разверзлась вопящей пастью, обнажая влажное нутро, и священник едва не упал со стула. Мэтрэгунцы забывают, сказал он самому себе, забывать у них получается лучше всего. Откашлялся и окинул взглядом собравшихся. Один из старейшин сказал:

– Дорогой Сарбан, тебя сюда сегодня пригласили, чтобы посоветоваться относительно помощи, которую Прими и, в частности, церковь предложила бедолаге Игнацу, так нуждавшемуся в нас и принятому с распростертыми объятиями в минуту страданий. Теперь, как видишь, страдает Прими, причем ужасно страдает. Ты и сам прекрасно знаешь, что не все в городе были согласны с этим нашим… а точнее твоим усыновлением. Совет старейшин осознал необходимость творить добро и защитил интересы Игнаца. Но в то же время Совет старейшин оберегал тебя от самых резких слов, брошенных в адрес Игнаца теми, кто не желает, чтобы он жил в городе. Тебе следует знать, что эти слова умножились в последние дни и недели из-за беды, что свалилась на наши головы, и люди теперь все чаще вспоминают про Игнаца.

Священник вздохнул и выпрямился с лицом, искаженным от боли.

– Знаешь, Сарбан… люди все твердят, будто что-то услышали, увидели, наяву или во сне…

– Во сне? – перебил Сарбан. – Сон остается сном, нет в нем ничего…

Старейшина вскинул руку.

– Сейчас говорим мы, дорогой Сарбан.

Священник опустил глаза и извинился.

– Скажем тебе без обиняков, Сарбан. Многие мэтрэгунцы, включая некоторых важных персон из Медии, настойчиво просят нас принять решение, позволяющее Игнацу уйти.

– Но Игнац не хочет уходить, – сказал Сарбан.

– Сейчас говорим мы! – рявкнул старейшина, но тотчас же взял себя в руки. – Чужаки изрядно навредили Альрауне, Сарбан, ты же сам знаешь эти грустные истории, – а мэтрэгунцы, как всем известно, ничего не забывают.

Сарбан мысленно выругался; рана на боку ядовито ухмыльнулась.

– Игнац здоров, – сказал старейшина. – Ему пора.

– Но…

– Люди боятся, Сарбан! Мы не знаем, что это такое… не понимаем, что происходит. Кунрат старается, мы стараемся, знаем, что и ты из кожи вон лезешь. Но твои усилия должны включить и это. Пусть люди увидят.