– И что вы делаете с грибами? – спросил Сарбан.
– Отвозим на той телеге в Прими.
Сарбан увидел телегу и улыбнулся разбитыми губами.
– Как тебя звать?
– Али, господин.
– Хочешь поиграть, Али?
При слове «поиграть» псина повернулась к ним с надеждой. Али кивнул, и Сарбан обрадованно перевел дух.
Мариса заперла дверь и, склонившись над Сарбаном, то промывала его рану, то целовала ее. Девушка расплакалась, когда увидела его таким избитым, а он едва не упал с крыши на улицу, когда спускался с платформы, поскольку кости все еще ныли, кожу жгло, а мышцы не слушались.
– От тебя странно пахнет, – сказала она, обнимая его.
– Грибами, – ответил священник.
Тогда-то Мариса и начала лить слезы. Раздела его, уложила на кровать. Прошлась кончиками пальцев по всему телу, проверяя, очищая, исцеляя.
– А ты в этом разбираешься, – сказал Сарбан, и Мариса поведала ему, что все девушки в заведении Мадамы умеют лечить раны.
– Пришлось научиться, – проговорила она. – Нужда заставила.
Она попыталась выяснить, что случилось, но Сарбан был скуп на слова из-за боли и досады.
– Опять искал его по кабакам?
Священник кивнул. И все. Но Мариса поняла.
– Хоть что-нибудь узнал?
Священник покачал головой. И все. Но Мариса поняла. Она поцеловала его в лоб и погладила по волосам.
– Мы найдем его, – пообещала девушка.
Сарбан посмотрел на нее, и его взгляд в тот момент выражал все слова мира, еще никем не изреченные, никогда и нигде.
Встав с постели, Сарбан изумился тому, как мастерски над ним поработала Мариса. Конечно, синяки на теле посрамляли все усилия, но разбитую губу она промыла и смазала медом с календулой, к глазу приложила примочку с цветочным отваром, и священник теперь мог выкрутиться из неловкой ситуации без особого труда, заявив, что споткнулся на лестнице, спускаясь в подвал, – никто бы не усомнился в его словах.
– Спасибо.
– Теперь тебе нужно отдохнуть, – сказала Мариса и подтолкнула его к потайной двери, за которой был крошечный чулан, достаточный ровно для того, чтобы прилечь там, свернувшись калачиком. – Поспи несколько часов! Сон помогает – соединяет то, что нужно соединить, и разъединяет то, что нужно разъединить.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда.
– Ждешь клиента?
– Да, есть кое-кто, – ответила Мариса.
Сарбан потупил голову.
– Давай, ложись – и чтоб ни звука, пока я тебя не выпущу.
– Могу я тебя еще кое о чем попросить?
– Проси о чем угодно.
– Пожалуйста, нанеси румяна и помаду. И накрась глаза.
Мариса улыбнулась. Она знала.
– Ладно. А теперь ложись.
Сарбан поступил, как велели, и попытался заснуть. Не вышло: он постоянно чувствовал, что в чулане есть кто-то еще, напирает сзади, дышит в затылок. Он насчитал девять сеансов с семью клиентами. Когда много часов спустя Мариса открыла дверцу чулана, Сарбан притворился спящим. Мариса вытирала краску с лица.
– Я по тебе скучала, – сказала девушка.
«Я тоже, – подумал Сарбан. – Я тоже».
Но забыл сказать об этом вслух.
Пучок из крыс все еще маячил перед глазами Лили, когда она вышла за ворота и наткнулась на Непомука с мешком на спине. Парнишка уронил его на землю и уставился на нее. Этим утром Лили выглядела бледной, ни следа свежести на лице.
– Ты похожа на Иссохшую Святую, – сказал Непомук.
– Чтоб ты знал, это совсем не смешно.
– В смысле? – нахмурился парнишка.
– Да как ты вообще до такого додумался?
– До чего?
– Ты ревнуешь!
– Э-э?
– Да, ты завидуешь, что кто-то другой оставляет мне подарки, а ты, сопляк, можешь только… таскать туда-сюда отцовские мешки!
Парнишка ничего не сказал. Он покраснел (от волнения, от стыда?) и закинул мешок на правое плечо. Повернулся к ней спиной и ушел.