Вынужден с ним согласиться. Я бы и сам ответил так же, если бы кто-то совал свой нос в мою сексуальную жизнь.

– Извини, – киваю, давая понять, что был не прав, и перехожу к делам насущным: – Сегодня утром опять отрубался генератор. Боюсь, как бы он не подвел нас.

– Я посмотрю. Помнишь, в прошлый раз там забился фильтр? – напоминает Клим.

– Да. Давай. Надо разобраться с ним до холодов. – Вздохнув, я упираю руки в бока и осматриваю наш огород. – Вот и лето прошло. Не успеешь оглянуться, как опять наступит зима.

– Я люблю зиму.

– Я знаю. Потому что зимой работы меньше.

– Ага, – Клим кривит губы, выдергивая из грунта лопату.

Он знает – я шучу.

Что зимой, что летом – в своем доме дел всегда хватает, а Клим никогда не отлынивал от работы. В свободное время от забот с собаками, во дворе и на огороде, Клим занимается механикой.

Все дети по своей природе любопытны. Помню, как мы с братом ломали и разбирали игрушки, желая узнать, что же внутри. Мозгов и терпения собрать все обратно хватало не всегда, и очередная машинка отправлялась на кучу игрушечного хлама. Клим рос другим. Он мог часами, скрупулезно, разбирать какой-то механизм, запоминая расположение тех или иных деталей, а затем собрать его заново. Каждый раз, когда он это делал, мне хотелось сложить из пальцев фигу и сунуть ее под нос тем, кто твердил, что Клим не осилит общеобразовательную программу. Он не только закончил одиннадцать классов с неплохими результатами, но и почти самостоятельно научился ремонтировать машину.

Разбирать, чинить и возиться с техникой – это все его.

Возможно, я напрасно давлю на парня. Клим обучен навыкам выживания в дикой природе, способен вести хозяйство и готовить пищу – смерть от голода и холода ему точно не грозит. Но разве каждый родитель не желает самого лучшего своим детям?

Отшельнический образ жизни хорош тогда, когда он не переходит на стадию максимализма. Для меня переезд на замку, скорее, стал необходимостью, чем осознанным выбором. В моей жизни хватало моментов, когда хотелось крикнуть: "Как же мне все это осточертело!". Особенно, когда я остался один на один с шестилетним ребёнком, таким, про кого принято сейчас говорить – он особенный.

А если человек и не видел ничего? Что ему ловить здесь, в глуши?

Самое интересное, что никто не скажет, как поступить правильно. Продолжать ли и дальше подталкивать сына выйти из зоны комфорта и вкусить прелестей реальной жизни? Или дать ему полную свободу действий?

Прежде я почти не задумывался над тем, какой из меня получился отец. А сейчас, когда Клим вырос и стал мужчиной, думаю все чаще. Я смотрю на него и пытаюсь дать оценку самому себе. Никто не учит нас быть родителями, поэтому ошибки неизбежны. Все приходится постигать своим умом… Но по прошествии лет я думаю, что из меня вышел не самый плохой отец…

***

Вечером мы с Викой сталкиваемся на кухне.

Забравшись на стул, она вешает на окна отглаженные занавески в красно-белую клетку, которые стирала утром, а я пришел, чтобы вымыть бутылку после кормления одного из щенков Тары.

Длинный и синюшный, Счастливчик появился на свет позже всех и заставил меня попотеть. Его первый вдох дался нам обоим не без труда. По сравнению с остальными он менее подвижный и самым последним добирается до материнского соска, а, бывает, что и вовсе остается голодным по вине своих шустрых сестёр и братьев. Приходится докармливать бедолагу.

Помыв бутылку, я невольно бросаю взгляд на стройные бедра девушки и напряженные икроножные мышцы. Стоя на цыпочках, Вика опускает руки и переводит дыхание.

С того самого вечера, когда мы зажигали, она меня избегает. Мы, вроде бы, общаемся как и прежде, только всякий раз, когда я смотрю на Вику дольше пары секунд, она отводит глаза, а потом и вовсе находит предлог, чтобы уйти.