Больница за бетонным забором с ромбиком располагалась на окраине, недалеко от речного порта. Привычное советское здание в четыре этажа прямоугольной формы выполнили с изюминкой. Архитектор использовал для лестницы центрального входа мрамор. Белоснежная балюстрада опоясывала круглое просторное крыльцо, а периметр здания украшали пилястры с ордерами коринфского стиля. Аллея высоких тополей и каштанов, ведущая пациентов от КПП до главного входа, скрывала вид на потрёпанный забор. Видимо, её живописность и стала причиной чудной архитектурной придумки. Деревья остались с дореволюционных времён, пережили многих, но их листья не шумели грустью, не напевали мелодию покоя. Напротив, лиственные гиганты стояли памятниками победы в обстоятельствах, где ничто не зависит от них. Жизнь продолжится.

Агата спешила. Внутри они поднялись на третий этаж. Михаил отставал на пару шагов, переписываясь по телефону. Нервозность девушки гулко передавалась в шагах, повторяемых эхом пустого и погружённого в полумрак коридора. Деревья дарили тень и прохладу не только на улице. Они также закрывали единственное окно в конце этажа. Медсестры на больничном посту не было, у некоторых дверей палат стояли тележки с едой. Обеденное время. Агата на ходу читала таблички на дверях, цифры менялись, а коридор почти заканчивался. Оставалось несколько помещений. Вот наконец-то двери с надписью “ординаторская”. Девушка остановилась, чтобы отдышаться, тихо постучала и с порога спросила разрешения войти. Доктор улыбнулся:

– Быстро Вы. Решили ещё полежать у нас? – он отложил больничные карты и пригласил её внутрь.

Скромная комната больше напоминала учительскую. Лакированная мебель из тёмной ольхи, пузатые шкафы со стопками документов и медицинских карт, кипа журналов и целая паутина проводов. Розетки и место, где современная техника могла расположиться, находились в разных местах. На стене показывал новости телевизор.

– Нет, – улыбнулась в ответ Агата.

– Что-то случилось? – и тут врач увидел в коридоре уже разговаривающего по телефону Михаила. – Вы что, приехали с ним?

– А? Да… – Агата покраснела, запнулась, – я бы хотела забрать выписку. И Вы так мне и не рассказали. Помните, мы договаривались поговорить, когда я поправлюсь?

– Да, – он подошёл к столу в поисках карты девушки, – вот Ваша выписка.

На сером листе буквы мелким бисером наскакивали друг на друга. Врачебный почерк – практически врачебная тайна. Агата в нетерпении выхватывала знакомые слова, пытаясь определить по структуре обследования, где написано про насилие.

– Что хотите услышать? – врач сложил руки на груди.

– Как я сюда попала… – руки дрожали, и чтение выглядело совсем бессмысленным.

– Ты попала сюда с отравлением. Кто тебя привёз, я не знаю. Меня вызвали из дома в 4 утра. Ты была бледнее снега, вся в крови и блевоте, с судорогами.

Агата почувствовала, как икры ног закололо от напряжения. А доктор продолжал вбивать в нее факты медицинского обследования:

– На твоих запястьях были синяки, на затылке прощупывалась гематома. Мы тебя откачивали несколько часов. А потом тебе резко стало лучше. В твоей крови нашли интересное вещество. И знаешь, у кого его ещё нашли?

– Укого? – тихо спросила Агата, под негодующий хруст челюсти мужчины.

– У этого типчика в коридоре. Оказывается, к обеду он тоже поступил сюда, ему делали перевязку на нос. Хоть тут и захолустная провинция, но кровь на анализы взяли и у него, так, на всякий случай. И, может хочешь узнать, что это за вещество?

– Да… если можно, – сказала Агата шёпотом.