– Дана, что ты там возишься? Всё уже готово, осталось дождаться добычи и… – голос Тина оборвался, когда лес огласил пронзительный свист натянутой ловушки. За ним последовал глухой удар и яростный визг. В силки угодил кабан – судя по реву, крупный самец.

Полуденный зной, державший город в своих сухих цепких пальцах, наконец сдался перед серой поступью дождя, который, подобно терпеливому лекарю, принёс облегчение всей округе. Первыми его встретили крыши, тихо зашептав о прохладе, затем потемнели податливые стены домов, и вскоре улицы задышали свежестью. Долгожданное облегчение охватило округу, словно натянутая струна, наконец, ослабла.

Весёлая ребятня, сорвавшись с крыльев полуденного зноя, высыпала на улицы, подставляя ладони и лица каплям, что сверкали в солнечных лучах, расцвечивая их радужными бликами. Вокруг быстро растущих луж сгрудились лазурные голуби, их перья, словно сотканные из самой небесной лазури, покрылись фиолетовыми разводами при соприкосновении с влагой. Их уханье эхом разносилось по мокрым переулкам, привлекая внимание ленивых уличных котов, что обычно дремали в тенистых проулках. Но не сегодня – азарт, вызванный дождём, шевельнул в них древний инстинкт охотников. Переступая осторожными лапами по мокрой мостовой, они выжидали.

Их терпению, конечно, не суждено было увенчаться успехом. Дети, захваченные вихрем забав, вихрем же и пронеслись по улицам, разгоняя всех, кто не успел спрятаться. Лохматые охотники взлетели в разные стороны: один сиганул на чердак по отвесной стене харчевни, другой юркнул в корзину, перевернув её с громким стуком. Над всей этой суетой разносился смех, звонкий, как капли дождя, бьющие по медным крышам

Швея, спасающая свой свежесшитый фартук от капель дождя, громко сетовала на коварство погоды, но даже её раздражённые возгласы тонули в гуле пробуждающегося города.

То тут, то там, из открытых окон появлялись новые лица, прежде скрывавшиеся под защитой навесов, и лишь детвора неугомонно играла с корабликом, пущенным по ручейку, который извивался узкими улочками.

Аромат свежевыпеченного хлеба, принесённый усиливающимся ветром, перемешался с терпким запахом окалины, угольной пыли и горячего металла.

Ниомир занеся высоко над головой тяжёлый молот, сделал несколько ударов, высекая искры из податливого металла. С каждым ударом он высекал искры, что, вспыхивая, тут же угасали, словно звёзды, падающие в чёрную бездну. Гулкое эхо его ударов сливалось с ритмом дождя, но внезапный порыв ветра жадно вцепился в пламя горна, погасив его на мгновение. Как и следовало ожидать, его сыновей охватила безудержная радость, подобное тому, что испытывали все жители Клараколиса. Подхваченные общим весельем, на миг они позабыли о мехах, оставив огонь голодным. Их отца это нисколько не встревожило – он знал, что металл подчинится ему в любом случае.

– Господин, я ищу вас уже битый час! Что вы здесь забыли? Милорд Баквел требует вашей явки! – раздался внезапный голос, заглушая звон стали.

Перед Ниомиром стоял посыльный, тяжело дыша после долгих поисков. В его руках лежал плащ, украшенный золотыми колосьями амарума горького – символ знатного рода дома Баквела.

Ниомир медленно опустил молот, позволяя заготовке остыть на наковальне, затем шагнул к стене, где висела портупея с двумя клинками. Один из них, высунувшийся из ножен, испарял своим жаром падающие на него капли. На миг кузнец задержал на нём взгляд, вспомнив ту дрожь восторга, что охватила его, когда работа была завершена. Одно движение – и портупея уже обвивает его пояс, ремень затянут, чтобы не мешать в пути.