Комната встретила их торжественным величием прошлого, застывшего во мраке забвения. Высокие своды тонули в тени, их очертания терялись среди рваных готических штор из паутины, что свисали с потолка, словно знамёна поверженного королевства. Лиррик на мгновение замер, ощущая, как память отбрасывает его назад, в тот роковой день: ссадины на костяшках, пронзительный крик Хенрика – «Троих хватит!», алхимик, швыряющий реторту, запах озона и гари. Здесь всё ещё жили отголоски той схватки – в глубоком шраме на дубовых панелях, похожих на разбитые щиты, в клочьях тиснёной кожи, облепившей стены, в застывших осколках плит, вобравших в себя боль и ярость

– Что же ты прятал, старый лис? – пробормотал Лиррик, отодвигая массивный стул с глухим скрипом. Перед ним простирался стол, на поверхности которого сиял резной солнечно-лунный барельеф, пылая контрастами света и тьмы. Щелчок пальцев – и в комнате ожили огни: люстры из оленьих рогов вспыхнули, загораясь в своих ветвистых изгибах, отбрасывая на стены пляшущие тени, похожие на таинственные руны

Когда-то этот кабинет блистал роскошью. Серебряные блюда с чеканными звёздами стояли здесь, точно артефакты из легенд. Камин, в чьей утробе некогда мерцала грицея – цветок вечной юности, теперь был холоден и мёртв. Под ногами расстилались ковры из шерсти облачных баранов, их некогда мягкий ворс покрыла вековая пыль. Шкафы, стоявшие вдоль стен, напоминали скелеты знаний – угрюмые, набитые прахом заброшенных фолиантов. Яркие лоскутья занавесок, как последние бунтари времени, ещё держались за потемневшие кольца карнизов, тогда как их собратья давно истлели, оставив после себя лишь тень воспоминания

Лиррик провёл пальцами по столешнице. Чёрно-золотой узор мерцал под его ладонью, словно скрывая недосказанные истины. За его спиной каменные братья вновь затеяли суетливую толкотню, но на этот раз – с причудливым трепетом. Они тыкали массивными пальцами в старую фреску, опоясывающую стены. На левой стороне изображённый магистр Вакси Норман восседал на троне, сотканном из лунных лучей. Но напротив…

Там, где должно было быть второе изображение, раскинулась тёмная, будто поглотившая свет, сажа. Её неровные края, словно следы когтей, казались чужеродными в этой застывшей картине

– Мак, Кай! – Лиррик указал в сторону предыдущего помещения, где на полу валялись обрывки когда-то пурпурных занавесей. – Возьмите эти тряпки и сотрите эту мерзость. Хочу увидеть, что так отчаянно пытался скрыть наш «добрый» Хенрик

Тени на стенах дрогнули, когда гиганты, не мешкая, принялись за работу. Сажа сыпалась густыми хлопьями, цепляясь за ткань и обнажая краски, укрытые десятилетиями тьмы. С каждым круговым движением узор поддавался, выныривая из забвения, будто древний корабль, всплывающий из морской пучины. Лиррик замер, сердце гулко стучало в груди. В воздухе повисло напряжение, как перед раскрытием давно запечатанной истины.

Землистый запах, впитавшийся в траву и кору деревьев после ночного дождя, висел в воздухе, смешиваясь с ароматами влажной листвы и древесного сока. Убежище, скрытое под громадными корнями, всё ещё таило в себе прохладу ночи, но утренний воздух, наполненный живительной свежестью, пробирался внутрь, словно проникающий сквозь щели свет, пробуждая уставшие тела и проясняя мысли.

Где-то неподалёку с мягким стуком об землю упала ореховая шляпка, перекатившись по мху. Едва слышное потрескивание ветвей сопровождало неспешные шаги наступающего рассвета. Лучи солнца, пробиваясь сквозь густую листву, цеплялись за влажные капли, превращая их в мельчайшие радуги, которые дрожали на тонких нитях паутины.