– Когда будете знать, что сказать, пожалуйста, перезвоните, – раздалось из трубки. А затем в ухо запиликало: – Пи-ип, пи-ип, пи-ип.

Говоривший с Катькой мужчина отключил свой аппарат. Просто отключил.

Просто. Отключил.

– И что это было? – спросила Катька у пространства.

И пространство ей тут же ответило. Правда, уже знакомым голосом – Татьяны Ивановны.

– Вот и я спрашиваю: что это было? Ты почему на литературе отсутствовала?

Возвращаясь в реальный мир, Катька выдала:

– Ой! Татьяна Ивановна! Вы не представляете, что было! Что бы-ыло-о! Но Лира Илларионовна велела передать, что это она меня задержала. Она потом сама вам скажет, когда из больницы вернётся. Её на скорой увезли.

– Кого увезли? – округлила глаза учительница русского языка и литературы, так некстати оказавшаяся на школьном крыльце, где оказалась после ухода с истории и Катька.

– Лиру Иннокентьевну увезли, директора, – Катька с трудом сдержала улыбку. – Она ещё сказала, что, мол, пусть все знают, что она делала всё, как надо.

– А… – открыла рот Татьяна Ивановна.

– И всё! – развела руками Катька. – А я домой. Меня Ирина Егоровна отпустила.

Проводив Катьку взглядом до калитки в школьном заборе, Татьяна Ивановна распахнула дверь родного учебного учреждения и рысью припустила. Куда? Ну, наверное, всё-таки в учительскую.

«Ой, что там сейчас будет! Или не сейчас, а на перемене!» – злорадно подумала Катька, не задумываясь о том, что, возможно, будет с ней самой – завтра.

Глава 3. Второй случай за сегодня

Мама была дома. Спала, но проснулась от скрежета ключа в замке входной двери.

– Катька, ты? – полусонно вопросила мама.

– А как бы ты хотела? – парировала Катька, оказываясь на пороге родной квартиры.

Мама замолчала, однако ненадолго, и задала второй вопрос, видимо, глянув на часы:

– А почему так рано?

– А я лучше всех историю знаю! – не преминула похвастаться Катька и, избавившись в прихожей от обуви, протопала в большую комнату, которую мама почему-то называла гостиной. – Представляешь, Ирина Егоровна решила контрольную устроить. Предварительную, но за весь год. А я ей устно на вопросы ответила, и она мне пять поставила! Круто?

– Нормально, – вздохнула мама и потянулась, закинув руки за голову.

Лежала она на неубранном после ночи диване и, судя по всему, так и не вставала с того момента, как легла спать. Вернулась она домой после двойной смены поздно, спросила у Катьки, сидевшей на кухне за Достоевским и двумя пряниками, всё ли нормально, и, услышав, что всё тип-топ, упала на заранее расправленный Катькой диван.

Мама работала кондуктором. И смены были плавающими – по графику. Однако иногда у кого-то из сменщиц заболевал ребёнок, кто-то сам уходил на больничный… Тогда приходилось трудиться за двоих. Туда-обратно семьдесят километров. Разумеется, на автобусе. Утром и вечером переполненном: по утрам люди уезжали из городка в краевой центр на работу и учёбу, чтобы вечером вернуться в свои квартиры. В свои четырёх- и пятиэтажки. Других домов в городке не было, даже частных. А жаль. Мама мечтала о собственном домике.

– Представляешь, – сказала она, – собственный дом! Лежишь, и над тобой никто не топает. А под тобой не курят и не поют в полночь гимн Советского Союза. Ладно бы в записи, а то ведь вживую!

– Сегодня же не пели! – пожала печами Катька, проходя через гостиную в маленькую комнату, по-маминому – детскую.

– Зато топали! – мама сменила позу, перевалившись со спины на живот, и раскинула руки в стороны. – Но я, вроде, отоспалась.

– Значит, вечером за Лоркой ты пойдёшь? – из детской, переодеваясь в домашние шорты и футболку, поинтересовалась Катька.