Наступил долгожданный театральный день, а вернее сказать, вечер. Подружки собрались в квартире у Вики. Девчонки шумели, смеялись, устраивали толкотню, прорываясь к зеркалу в комнате подруги, они прихорашивались: у кого-то из недр сумочки появилась розовая помада, но, слегка подкрасив губы, они решили, что это перебор и что в таком виде им не удастся незамеченными выйти из Викиной комнаты и покинуть дом. На улице стояла хорошая погода с лёгким морозцем, который к вечеру основательно крепчал. Но, несмотря на это, решили идти в театр в капроновых чулках. У всех было приподнятое настроение, шли на спектакль, которого ждали, о котором много слышали – «Валентин и Валентина». Ведь интересующиеся театралы, а девушки считали себя таковыми, знали, что эта пьеса Михаила Рощина была уже поставлена в больших городах. Валерий Фокин поставил пьесу в «Современнике», Георгий Товстоногов – в Питере в Большом драматическом театре, Олег Ефремов – во МХТе. И вот докатилась долгожданная театральная волна и до их города. То, что происходило на сцене, трогало до глубины души, некоторые не могли сдержать слёз, и в зале то здесь, то там были слышны всхлипывания. Да ещё в антракте пополз слух, что героев на сцене играют муж и жена, хотя фамилии у них были разные, ну так, вероятно, было принято в театральной среде. Притихшие девушки в антракте вышли в фойе, им не хотелось бежать и толкаться в очереди театрального буфета, они тихо переговаривались, прохаживаясь и рассматривая галерею портретов, выискивая лица артистов, только что игравших на сцене. Вика на мгновение отвлеклась от общего занятия, ей показалось, что в толпе промелькнуло знакомое лицо, и в то же время она не могла сказать, что знает этого человека. Юноша тоже скользнул рассеянным взглядом по её лицу, не проявив никакого интереса.

– Наташа, тебе никого не напоминает этот парень, мне кажется, он очень похож на Давида Гольдберга?

– Ну что ты! Ничего общего! И рост, и фигура совсем другие.

Но Вика не переставала следить взглядом за юношей, удаляющимся вглубь фойе. Он как будто почувствовал, что за ним наблюдают, и прежде чем подойти к людям, ожидавшим его, несколько раз обернулся. Теперь Вика точно знала, что это Давид, ведь подошёл он к родителям, которых она очень хорошо помнила. Они почти не изменились, а вот их сын в этом преуспел.

– Наташа, я узнала, это он! Хочу подойти поздороваться с его родителями. Как считаешь, это не очень глупо будет выглядеть?

– Зачем тебе это? А в общем, как знаешь! Я бы не пошла, ещё вообразит невесть что!

Вика волновалась, но, немного успокоившись, быстрым шагом подошла к семейству Гольдбергов.

– Здравствуйте! Я рада вас видеть. Как вам спектакль, какие впечатления?

Повисла пауза, Вика понимала, что её не узнают, на лицах родителей и Давида читалось напряжение, они как будто мысленно у себя в голове перелистывали справочник с именами давно забытых знакомых. Её рассматривали, прищурившись, сводили брови к переносице, а потом, расслабив мышцы лица, снова начинали процесс узнавания. Первой поняла, кто стоит перед ними, Елена Павловна.

– Вика! Да тебя не узнать! Ты так изменилась, ну просто взрослая красивая девушка! Выглядишь замечательно! И эта причёска тебе очень идёт, прелесть! А вы, мужчины, что молчите? Языки проглотили? Яков, Давид, остолбенели?!

– Не знаю, как Давид, а я так точно! Викочка, девочка моя, здравствуй, дорогая!

Вика перевела взгляд на Давида, его лицо выражало недоумение. Перед собой она не видела того маленького мальчика, который всеми силами пытался освоить лыжи, хотел, занимаясь в секции, стать сильным, спортивным, уверенным в себе юношей и «подрасти, в конце концов». Последнее явно ему удалось – он был выше своей матери почти на целую голову, и Яков Самуилович на их фоне выглядел кругленьким, низкорослым толстячком. А Давид и вправду очень изменился, неспроста его сразу не узнала Вика и её подруга Наташа. Здесь сыграл роль не только рост: черты его лица укрупнились, исчезло милое и наивное выражение, а вот глаза, наоборот, как будто стали меньше и не так выделялись на округлившемся лице. И, как ни странно, Давид стал больше походить на отца, а ведь раньше всё было наоборот.