Они бежали, словно воры в ночи, оставив позади Иерусалим, священный город, ставший для них смертельной ловушкой. Александр смотрел в окно такси, как ночной город, словно мираж, сотканный из огней и теней, постепенно тает в зеркале заднего вида, превращаясь в воспоминание, полное опасности и загадок. Адреналин, ещё недавно бурливший в крови, словно бурный поток, постепенно отступал, оставляя после себя лишь изматывающую усталость и гнетущую тревогу. Он чувствовал себя выжатым лимоном, опустошённым физически и морально.

Рядом, на заднем сиденье, сидели Амир и Давид, погруженные в молчание. Они казались отрешёнными от происходящего, словно находясь где-то далеко, в своих собственных мыслях. Александр чувствовал их настороженность, их скрытое напряжение, словно они постоянно ожидали нападения. Кто они на самом деле? Союзники, посланные судьбой, чтобы помочь ему раскрыть тайну, или ловко расставленная ловушка, часть сложной игры, в которой он всего лишь пешка? Доверять им полностью он не мог, но и отвернуться от них сейчас означало бы обречь себя на верную гибель. Он оказался в положении человека, идущего по тонкому льду, где каждый неверный шаг может привести к катастрофе.

«Мы те, кто ищет правду», – повторил про себя Александр слова Амира, пытаясь понять истинный смысл этой фразы. Но что скрывается за этими словами? Какие скрытые мотивы, какие личные цели преследуют эти двое, рискуя своей жизнью ради древних тайн, ради неких символов, найденных в катакомбах под Храмовой горой? Александр задавался вопросом: какова цена этой правды? И готов ли он заплатить её, даже если это будет стоить ему жизни?

Вчерашний побег из-под Храмовой горы казался ему сейчас диким сном, страшным и невероятным. Словно в бреду, он вновь и вновь прокручивал в памяти все события, начиная от тревожного шёпота Амира у стены, поросшей плющом, и заканчивая стремительным бегством в узких коридорах. Александр вспоминал крики охранников, их озлобленные лица, узкие, тёмные коридоры, пахнущие сыростью и плесенью, и ледяную воду древнего водопровода, обжигающую кожу. Он ощущал в памяти каждый удар сердца, каждую каплю пота, каждый вдох и выдох, сделанный в этот день.

И самое главное – те странные, завораживающие символы, которые они успели увидеть в мерцающем свете ламп, словно вырванные из глубин веков, таинственно сияющие в полумраке. Символы, в которых, как утверждал Давид, скрыт ключ к разгадке тайны общей веры, тайны, способной изменить мир. Александр понимал, что именно эти символы, эта тайна, стали для него теперь единственной целью, единственным смыслом существования.

«Какие символы?» – этот вопрос сверлил мозг Александра, словно назойливая муха, не давая ему ни минуты покоя. Он словно застрял на повторе в его голове, перебивая все остальные мысли. Он вновь и вновь пытался представить себе, что это могли быть за знаки, объединяющие две столь разные, враждующие религии. Давид обещал рассказать все позже, когда они будут в безопасном месте, но его уклончивость, его постоянные оговорки лишь усиливали подозрения Александра, заставляя его сомневаться в искренности своих спутников.

Машина мчалась по шоссе, рассекая ночную тьму, унося их прочь от Иерусалима, города, полного тайн и опасностей, в неизвестность, в страну, охваченную войной. Александр не знал, что ждёт его впереди, какие испытания ему предстоит пройти, какие опасности подстерегают его на каждом шагу. Но он знал одно: он не мог остановиться, не мог отступить. Он зашёл слишком далеко, слишком близко подобрался к разгадке тайны, чтобы сейчас повернуть назад. Он чувствовал, как что-то неведомое, но могущественное, тянет его вперёд, как магнит, притягивая к неизведанному, к раскрытию правды, которая, возможно, изменит его жизнь навсегда.