Это было мое любимое украшение из тех, к которым приложил руку сам Давид.

Я кивнула девушке за стойкой, и она осторожно сняла украшение с подставки. Когда холодный металл, усыпанный мерцающими камнями, лег на шею, я почувствовала, как воздуха стало меньше.

Глядя на свое отражение в аккуратном зеркале, я прошлась пальчиками по сияющим бриллиантам, вспоминая, как первый раз надела эту змейку для Давида. Больше на мне ничего не было.

– Зачем ты выбрала этот ошейник? – Кир появился в отражении за моей спиной, вырвав меня из воспоминаний.

– Это ожерелье «Лекси», – учтиво произнесла девушка в белом платье-футляре.

Только Кир ее не слушал. Он смотрел на меня холодным взглядом, будто все его нутро противилось моему выбору украшения.

– Давид сделал этот для меня, – тихо ответила я, – я была его змейкой.

Кир усмехнулся.

– Ты была его рабыней, а это…, – он небрежно поддел ожерелье пальцем, невольно притягивая меня к себе, – это ошейник, чтобы ты помнила, кто твой хозяин.

Наверное, Кирилл был прав. Но тогда я слишком сильно любила Давида, чтобы распознать такой очевидный сигнал.

– Дамы и господа! – с дальней сцены раздался знакомый голос, и я почувствовала, как подгибаются колени, а сердце в груди набирает обороты.

Давид. Здесь. Спустя полгода после той кошмарной ночи я снова слышу его голос.

– Наш выход, – пальцы Кирилла снова нашли мою ладонь, и мы, крепко держась за руки, вышли в центр белоснежной лестницы, ведущей вниз – туда, где были расположены столики и сцена.

Человеку, режиссирующему мероприятие, потребовалось пару минут, чтобы заметить двух людей в черном в этой массе любителей белого. Как только лужа яркого света опустилась на нас с Киром, я отбросила волнение и страх. Во мне снова проснулась модель, привыкшая работать на публику.

Я прильнула к Киру, чувствуя, как его ладонь хозяйски обнимает мою талию.

Из-за яркого света я ничего перед собой не видела, но знала – Давид прекратил свою речь из-за нас. Он видел нас. От осознания этой мысли по венам понесся адреналин. Мы на самом деле это делаем – играем с человеком, который нас предал.

– Эй, – тихо позвал Кир, и я подняла на него глаза. От улыбки, прилипшей к моему лицу, немного ныли скулы, но привычка была сильнее. Кир же был максимально расслаблен, будто быть в центре внимания – его привычное амплуа, а не мое.

– Да, любимый, – смеясь глазами, проворковала я. Губы парня растянулись в улыбке, демонстрирующей, что он оценил мой подход к делу.

– Ты охрененно красива, – низко произнес он, ладонью отведя за мое плечо прядь волос. Я перехватила его ладонь и прижала ее к своим губам, оставляя между его большим и указательным пальцами след от красной помады.

В глазах Кира мелькнуло удивление, и на мгновение он растерялся, но быстро взял себя в руки и за подбородок притянул к себе мое лицо. Его губы накрыли мои в мимолетном поцелуе, только этого хватило, чтобы во мне от волнения взметнулась ввысь стая голодных птиц. Я вцепилась ладонями в ткань рубашки на груди Кира, не давая ему отстраниться.

Так мимолетный поцелуй на лестнице перед толпой гостей перерос в нечто более глубокое. Когда Кир все-таки оторвался от меня, его глаза выглядели опьяненными. Он облизнул губы, перепачканные помадой, и я, усмехнувшись, отерла его нижнюю губу большим пальцем.

Казалось, все это длилось вечность. Взгляды, поцелуй, невозможность отлипнуть друг от друга. Но на самом деле мы заняли у публики лишь пару минут их внимания. Закончив поцелуй, мы с Киром, держась за руки, стали спускаться вниз.

Глаза привыкли к свету, и я смогла увидеть множество взглядов, обращенных на нас с Кириллом. Знаю, главной проблемой для присутствующих была не я, а Кир. Его последний выход в качестве члена семьи Пожарских наделал много шума. Настолько много, что никто не заметил моей трагедии.