В результате, по Маршаллу, экономисты создают свою абстрактную модель «экономического человека», которая, хотя и является абстрактной (т. е. основанной на отвлечении от некоторых качеств этого человека), тем не менее ее можно считать вполне соответствующей реальному homo oeconomicus.

Джон Мейнард Кейнс, точно так же, как Маркс, в своем фундаментальном труде «Общая теория занятости, процента и денег» больше оперировал с безличными и функциональными понятиями, чем с психологическими и антропологическими. «Экономический человек» Кейнса «глубоко запрятан» в функциональный микро– и макроэкономический анализ «Общей теории» и лишь изредка «высовывает» оттуда «свою голову». Например, это происходит тогда, когда Кейнс исследует проблему «склонности к потреблению» у отдельного индивида:

«Основной психологический закон, в существовании которого мы можем быть вполне уверены не только из априорных соображений, исходя из нашего знания человеческой природы, но и на основании детального изучения прошлого опыта, состоит в том, что люди склонны, как правило, увеличивать свое потребление с ростом дохода, но не в той мере, в какой растет доход»[34].

Или тогда, когда анализируется проблема возможных доходов от инвестиций. Здесь Кейнс приходит к выводу, что вследствие неполноты информации человек никогда не может дать точного прогноза:

«Весьма примечательным фактом является крайняя ненадежность сведений, на основе которых нам приходится анализировать предполагаемый доход. Наши познания о факторах, которые будут определять доход от инвестиций через несколько лет, весьма слабы, а зачастую ничтожны. „.Действительно, те, кто серьезно пытаются давать подобные оценки, так часто оказываются в меньшинстве, что их действия отнюдь не оказывают определяющего влияния на рынок»[35].

Как итог, общую характеристику «экономического человека» Кейнса можно дать словами В.С. Автономова:

«В основе теоретической системы Кейнса лежала предпосылка неполной информации, доступной экономическим субъектам. В данных рамках поведение их предполагается вполне рациональным, но речь идет о рациональности в широкой трактовке, а не о рациональной максимизации целевой функции. В экстремальных случаях, например при предкризисной панике, такая рациональность легко может уступить место полной иррациональности по любым меркам. Неполная информация открывает дорогу влиянию ожиданий, иллюзий, настроений и других психологических факторов, искажающих логику рационального расчета»[36].

Неоклассический подход в лице современной экономикс, можно сказать, привел в систему все то знание о homo oeconomicus, накопленное предыдущей экономической теорией. Концепция рациональности (полной или ограниченной, – в зависимости от субъективных пристрастий тому или иному классику) заняла в неоклассической антропологии центральное место; но не меньше внимания было уделено эгоцентризму «экономического человека» и его постоянному стремлению делать максимизирующий выбор между различными благами и ресурсами.

К. Макконнелл и С. Брю в связи с этим отмечают: «Экономисты развили в себе чрезвычайно бдительное отношение к определенным аспектам повседневного поведения и складывающихся ситуаций. Точнее, они ищут в действиях людей и институтов рациональность и целеустремленность. Такая целеустремленность подразумевает, что люди, индивидуально или коллективно, в своих решениях делают выбор, сопоставляя издержки и выгоды»[37].

Конечная цель такого выбора опять же восходит к Адаму Смиту: это –