– Эффект электрички, – припоминает термин из интернета Андрей Иванович. – Работа не распределяется ровно по времени, её обычно либо нет, что тот же самый эффект её же – электрички, либо её – работы – сразу много и в одно мгновение, и на разрыв. Будто пришёл поезд – и народ повалил, либо поезд давно запаздывает – и давно никого нет.

Отец Эсмы заваривает чай погуще и снова ходит по кабинетам. Везде пыльно, коллега, который пьёт по семейным проблемам, недавно наорал на уборщицу, и примерно недели три перед ней никто не может извиниться за него или он сам. А пора бы. Пыль толсто лежит на мониторах, что происходят ещё из того века, где мерцающий экран собирает последнюю на себе, вроде магнита, электризует и шумно следует за пальцем малым разрядом, если неожиданно провести им по выпуклому экрану.

Андрей Иванович садится на скрипучий стул за скрипучий стол, бьёт по клавишам, проваливаясь в интернет.

Новости вьются вокруг нового вируса, количества заболевших в столице и регионах, симптомах до и симптомах после, предпринимаемых мерах и способах не заразиться.

***

Илья Игоревич и Маргарита, нагие и молчаливые, сидят в сурово разогретой сухой бане. Глава поселения бодро набросал на камни холодной воды, и горячий пар, шипя, толсто наполняет свежее дерево недавно сложенной парилки при новом доме сибирской живой копии мёртвой американской актрисы, где оба они инстинктивно пригибаются, шумно дыша и переглядываясь. Когда они не смотрят друг на друга, старый охотник разглядывает яркий красный педикюр девушки, облизываясь от сухости рта. Его подруга расценивает это иначе, вкрадчиво шевеля пальцами ног, и считает, что это его волнует. И не сильно ошибается – Илья Игоревич делает вид, что смотрит на раскалённые камни, а на самом деле искоса таращится на её влажные стопы, почему-то покрытые частыми веснушками, которые он вдумчиво пытается пересчитать. В области талии и бёдер Маргарита в несколько слоёв обернулась простынёй, показывая барину лишь фрагменты напитанного вкусной едой молодого тела, от которых его вожделенно потряхивает, и он непрестанно лижет свои губы, уверенный, что хочет пить.

– Это твой утырок отпилил нос оленю, – убеждённо вываливает горячие слова глава поселения в горячий туман бани на раскалённые камни. – Больше некому…

Звучным именем – «утырок» – Илья Игоревич называет ещё одного выходца из интерната Маргариты, который также выбрал поселение в глуши, а не крохотную квартирку в районном центре или около него, притом по мотивам вполне романтичным. Подавая странные знаки агрессивного внимания при нахождении в самом социальном доме, что больше объяснялось его неопытностью и отсутствием базовых общественных связей, являясь ровесником девушки, он вслед за ней столкнулся с выбором новой жизни и предпочёл выбрать её под боком у тайной любви. Последняя в приюте побаивалась хмурого юноши, сейчас же – внезапно повзрослев – осмыслила все симптомы и факты и сделала логический вывод, слегка тронувший изгиб её маленьких губ тщеславной усмешкой. Мило, думает она, как же невероятно мило, какой он трогательный в своём узком диапазоне, восхищённо смотрящий на неё, воздыхающий о её белой коже, тоже лижущий губы в мыслях о ней.

– Матвей? – переспрашивает девушка, зачёсывая рукой намокшие белые волосы назад за уши, отчего последние, отяжелев, оттопырились, придав невинное выражение её лицу, от которого в душе бывалого охотника вмиг происходит лесной пожар со всеми последствиями и смертями в миниатюре. – Зачем ему это?

– А зачем он здесь в принципе?.. – воинственно распахивает ноздри Илья Игоревич вслед своим губам. – Приполз за тобой, сидит в своём доме, ничего не делает, смотрит волком, дерзит, живёт не пойми на что. Больше некому и незачем…