– Матушка! Да ведь это наш добрый господин! Не правда ли?.. Наш благодетель!

– Да, дитя мое, это он, дон Педро Диас, владелец этой гасиенды.

По красивому, слегка зарумянившемуся лицу девочки скользнула счастливая улыбка, и она протянула дону Педро свою нежную ручку.

– Дон Педро! – сказала она слабым голосом, – один Господь может заплатить вам за все то, что вы сделали для нас: я же буду любить вас, как второго отца…

Тут она запнулась от слез и волнения. Затем ее взгляд обратился к Антонио, которому эта красивая девочка, вся одухотворенная страданием, показалась каким-то небесным явлением. Его охватило такое же благоговейное чувство, словно он стоял на молитве в маленькой церкви, что находилась в долине, и где отправлял богослужение патер Фелипе. Когда она протянула ему ручку, кровь бросилась в голову юноши. Его грубая загорелая рука охватила маленькую ручку Дженни, и по всему его телу пробежала неведомая дрожь… Он никогда и никому еще не целовал руки, кроме патера Фелипе, – да это было здесь и не в обычае, – но теперь он вдруг порывисто поднес эту ручку к губам и запечатлел на ней поцелуй. Но затем и сам, казалось, испугался своей дерзости и в смущении схватил сомбреро и принялся вертеть его в руках.

Дженни с улыбкой рассматривала красное пятнышко, оставшееся на её белоснежной ручке после поцелуя Антонио. Во время этой сцены взгляды дона Педро и её матери невольно встретились. «Какая хорошая парочка!» – думали они.

Между тем Джон Галлет и его сын сидели внизу на веранде, запятые оживленным разговором. Несмотря на молодые лета Джорджа, отец не брался ни за какое дело, не выслушав предварительно мнения сына. Теперь оба они пришли к заключению, что предположение дона Педро надо принять.

– Ведь мы тут очень мало рискуем! – заметил Галлет.

– Да, только теряем время, и все золотые пташки улетят прежде, чем дойдет очередь до нас… но ведь и этого уже довольно. Однако и рассчитываю иначе, отец!

Джордж несколько секунд лукаво смотрел на своего родителя, словно не решаясь говорить.

– Ну, говори же, что такое! – торопил его Джон Галлет.

– Я рассчитываю на то, – продолжал сын, удобно откидываясь в качалку и отсчитывая на пальцах все свои доводы, – что, во-первых, все здешние жители, и в том числе – и дон Педро, настоящие глупцы, не понимающие всех своих выгод. Во-вторых, я думаю, что, вследствие переселенческой лихорадки, земля здесь скоро будет стоить в десять, а со временем – и в сто раз дороже. Когда сюда доберется больше переселенцев, – а за этим дело не станет, – и тогда условия жизни здесь сильно изменятся. Педро станет делать одну глупость за другой. Вследствие этого, а также и ввиду его плохого хозяйства, он неминуемо попадет к нам в руки, своим друзьям и соседям. Тогда уж и на нашей улице будет праздник.

Галлет внимательно следил за рассуждениями сына. Кое-что в том же роде он и сам обдумывал вчера вечером на веранде.

На ступеньках веранды послышались шаги, и вошел дон Педро, желавший присоединиться к своим гостям. Отец и сын перекинулись красноречивыми взглядами, словно два разбойника, готовившие нападение на свою, беспечно приближающуюся к ним, жертву.

– С добрым утром, господа! Как спали вы под моей крышей после двухмесячной дороги? Ведь вы смотритесь совсем молодцами!

Они оба сегодня утром особенно тщательно занимались своим туалетом: Джон Галлет привел в порядок свои волосы и бороду и имел совсем почти приличный вид, а Джордж, с напомаженными лоснящимися волосами, в блестящих сапогах, казался настоящим щеголем.

Дон Педро с удивлением смотрел на юношу: до сих пор в Ливермурской долине никому еще не приходилось видеть такого костюма.