– Я бы очень хотела, чтобы у тебя была хоть капелька их крови! – с гневом заметила ему мать.

– Ты сама виновата! – дерзко отвечал Джордж, – надо было выйти замуж за испанца.

Это переполнило, наконец, даже меру терпения самого Джона Галлета: он взбесился и поднял было кулак, но Джордж быстро выскользнул из комнаты.

Между тем дон Педро и Антонио подъезжали к стоянке золотоискателей. Тут царило необыкновенное оживление. Телеги с раскинутыми на них белыми холщовыми шатрами образовали круг: за время своего многомесячного пути, когда телеги не раз представляли собой защиту лагеря от нападения врагов, у путешественников это вошло в привычку, и они сохранили ее даже теперь, при изменившихся обстоятельствах, хотя в этом уже не было ни малейшей надобности. Внутри этого круга жизнь была в полном разгаре: в середине пылал большой костер, женщины вытаскивали из телег посуду и съестные припасы, мужчины всех возрастов – от старика до маленького мальчика, загорелые и обветренные – хлопотали около волов и быков или же стояли и лежали группами, занятые оживленным разговором, куря и отплевываясь. Большие широкополые шляпы лихо сидели на всклоченных волосах, целыми месяцами уже незнакомых с ножницами. Красные и синие фланелевые рубашки пестрели бесчисленными заплатами или клочьями висели на отощавших владельцах. За поясом у каждого блестел револьвер и широкий нож, к колесам телеги были прислонены ружья всевозможных форм и конструкций. Дети в грязных рубашках и часто совсем без одежды выползали изо всех дыр, выглядывали из каждой складки холщовых кибиток, перекрывая своим резким криком весь остальной шум лагеря. Между ними шныряли большие овчарки в поисках какой-нибудь корочки.

Все население деревни сбежалось сюда, чтобы подивиться на пришельцев: ведь это же были люди из другого мира, люди, которые смогли пересечь Сьерру, которая до сих пор считалась непреодолимой преградой с востока.

Скоро между приезжими и коренными жителями завязалось живое общение. Местные жители в изобилии тащили сюда дичь, вино и хлеб, а путники, со своей стороны, рассказывали разные эпизоды из своих дорожных приключений.

Когда дон Педро и сын его подъехали к лагерю, солнце уже скрылось за горами, и в мирной долине повеяло приятной прохладой. Сойдя с лошадей, они смешались с толпой народа, отвечая на сыпавшиеся со всех сторон приветствия. Антонио таращил глаза от удивления, – все, что он видел, было для него удивительной новостью. Бледные исхудалые женские лица, люди, одетые в рубища, пожираемые лихорадкой, изнуренные трудами и заботами – все пробуждало в нем глубочайшую жалость. Отец захватил с собой бочонок вина, и юноше доставляло теперь громаднейшее удовольствие делить его между бедняками. Затем он стал рядом с отцом и внимательно следил за рассказами чужеземцев, часто имевших довольно отчаянный вид. Тут встречались такие лица, на которых просто страшно было взглянуть, на лбу которых были написаны самые дурные качества. Другие же глядели так добродушно и миролюбиво, что трудно было понять, каким образом все эти люди, увлеченные жаждой золота, решились отправиться в такую опасную дорогу.

Среди приезжих было уже известно, что один из их спутников, Джон Галлет, нашел пристанище у дона Педро, и потому последний скоро сделался главным пунктом их интересов. Человек, который без какой-либо причины, ни с того, ни с сего, берет к себе в дом целое чужое семейство – да ведь это же большая редкость!

– А что делает Галлет? – спросил какой-то высокий широкоплечий мужчина с добродушным выражением лица, – он успел уже заважничать? Это он любит, да и его милейший Джордж – тоже! Хорош гусь! Ради маленькой Дженни, я все готов простить ему, но сам он лично такого доброго отношения не заслуживает вовсе.