Фёдор Маркович Шаткий упредительно бесшумно просеменил к окну и растворился, не посмев даже взглянуть на родного сына, не говоря уже о приветствии. Хотя со стороны всё выглядело весьма величественно и внушало уважение.

– Давай одевайся, тебя переводят в другое отделение. – Вера Георгиевна изображала такую ледяную глыбу, что от напряжения её провисшие края лица содрогались при каждом мягком звуке. Шёпотом она добавила. – Клади эту штуку в мою сумочку.

Так Андрей в очередной раз был лишён возможности самостоятельно разобраться в своих проблемах, что для него было делом естественным.

Парня перевели в отделение медико-психологической реабилитации, в одноместную палату без номера, но с телевизором, холодильником и климат-контролем.

Родители, пусть и по своему, любили своего сына. Первой это показала мать – едва Фёдор Маркович бесшумно закрыл дверь в платные больничные апартаменты – на Андрея обрушилась вся сила материнской любви. Шаткая-Ядова принялась хлестать сына ладошками, потом кулаками, а когда её возбуждение достигло наивысшей точки на передовую был брошен всё тот-же фиолетовый кусок латекса.

– Дорогая, ну что ты, что ты. – Фёдор Маркович, танцевал вокруг некий обрядный танец, бормоча как заклинание. – Ну что ты, что ты, дорогая.

За такое дерзкое вмешательство в воспитание ребёнка гнев был переориентирован на мужа, получившего унизительный удар резиновой писькой по губам. Глаза Фёдора Марковича заблестели, он облизнулся и отобрал оружие у супруги. После этого семья обрела гармонию: мама расплакалась и опустилась на колени аккурат посреди больничного номера; папа самодовольно отошёл к окну, рассматривая свой трофей; сын вынул смартфон и утонул в углу кровати.

– Ты мне не дашь спокойно дожить до старости. – хныкала Вера Георгиевна. – Пора тебе вернуться домой, а то совсем уже обнаглел. Вытворять такие пакости над собой, да ещё и днём в будни. Где ты взял эту гадость? Федя, разве таких размеров бывают, тут, наверное, четверть метра?

– Конечно нет, дорогая. – этот интимный вопрос участил сердцебиение Фёдора Марковича и он, как заправский хамелеон, принял цвет своего трофея.

– После больницы переезжаешь домой. Квартиру сдадим, хватит на шее нашей сидеть – будешь помогать отцу в делах.

– Квартира моя. – Андрей оказался в эти минуты самым спокойным и трезвомыслящим. – Так что не вам решать, что с ней делать.

В ответ послышался треск материи. Мать столь резко вскочила с пола, что платье не выдержало и лопнуло на ягодицах. Вера Георгиевна прыгнула на койку сына и впилась в лицо Андрея правой пятернёй. Завязалась драка, за которой отстранённо наблюдал глава семьи. Победителем вышла молодость: Андрей свалил мамашу на спину и настойчиво повторил:

– Квартира моя и я никуда не собираюсь возвращаться!

Так гармония семейного счастья второй раз вернулась в сердца Шатких: мама отправилась в уборную, доставая женский набор из сумочки; папа привычно изображал облако возле окошка, выковыривая что-то из уретры дилдо; сын рассматривал сделанные секундой ранее селфи, оценивая масштабы повреждений, нанесённых его физиономии.

– Ладно. Живи как хочешь, но у нас денег можешь не просить. – бросила в торопях женщина, закончив восстановление макияжа, и вылетела из палаты. Через семнадцать секунд она вернулась и тихо присела на краю недавнего поля боя. – Тут в холодильнике тебе фрукты и мясо. Я ознакомилась с местным меню – диетолог здесь явно не квалифицированный. Старайся в столовой ничего не кушать, кроме каши и бульонов. Остальным родственникам мы ничего не говорили, так что не проболтайся и сам. Кстати, завтра мне пришлют черновик твоей дипломной работы. Учись сынок, осталось совсем немного.