– Ничего, – повела плечиками Милица, хотя лицо у нее было весьма довольным.

– Тото и оно… – протянула Лара, ложась обратно на теплую траву.

Ефимка вздохнула и принялась проверять пуговицы на одном из нарядных сюртуков графа. Только она обрадовалась, что они, наконец, покинут Москву, как нате, уже воротились. Оно может и хорошо, скука в этом новом царском городе. Скука! Но разве здесь лучше? Конкретно против Москвы Ефимка ничего не имела. В конце концов, в ее окрестностях она выросла и пусть семья к Ефимке была несправедлива, Москва здесь совершенно ни при чем.

– Чем ты занята, радость моя?

Ефимка вздрогнула. Когда хозяин не шкрябал своей жуткой тростью, он словно по воздуху летал. И пусть у Ефимки кровь стыла, стоило ей заслышать этот мерный звук, но она хоть знала, где именно ее господин находится. Нет, решительно сегодня тот день, когда ей не угодить.

– У меня дело с тобой.

– Ко мне?

– Я разве так сказал? – зловеще усмехнулся Орвил.

– А разве нет? – Ефимка решила, что лучше уж она будет ему казаться хамкой, чем трусихой.

– К швее пойдем, – решил не вести этот глупый спор Орвил.

Ефимка окинула взглядом комнату, полную красивой одежды, и покосилась на графа.

– Простых вещей не понимаешь? – хмыкнул он. – Государь наш велел всем платья модные на его приемы надевать. Здесь про излишества и речи быть не может.

– Господин, так может я без вас сбегаю? Уверена, всякий, с иглой знакомый, про ваши мерки осведомлен! – она сама от себя подобного не ожидала.

Орвил же расхохотался. Причем, кажется, впервые не этим его жутким хохотом, а искренним смехом.

– Не только мне платья нужны, радость моя, – он развернулся и направился к дверям. – На твой сарафан уже смотреть тошно. Какое у людей обо мне мнение, если ближайшая моя помощница так наряжена?

Ефимка недовольно опустила глаза на юбку. Платье ее может и не по моде иностранной сшито, но вполне себе ладное, опрятное. По меркам ее деревни и вовсе роскошное. Разумеется, никаких сияющих камней и золотых нитей, которыми изобиловали костюмы Орвила, на Ефимке не было, так оно ей и не нужно!

– Не дуй губы, а пойдем скорее. Впервые вижу девицу, не прыгающую от восторга в предвкушении обновок.

Они вышли на улицу. Ефимка старательно поспевала за графом, хотя тот, постукивая тростью, двигался с какой-то пугающей скоростью, словно шел с попутным ветром. Он не любил извозчиков, предпочитая всюду оказываться своими силами.

– И кстати, будет к тебе еще одно дело. Ты у нас девица расторопная, сообразительная, набери нам слуг. Да таких, чтобы без семей были, готовые на две столицы жить.

– Набрать слуг? – удивилась Ефимка. – Мне?

– Я уже набрал тебя, – не оборачиваясь размышлял граф. – Не кажется, что для аристократа, я и так потрудился на славу?

Ефимка фыркнула.

– Откуда мне знать, кто вам надобен?

– А мне почем знать? – он, наконец, обернулся на служанку. – Не я хозяйство веду, а ты. Набирай тех, кем сможешь командовать. Делов-то! К примеру тех, кто будет по поручениям бегать.

Ефимка совсем уж растерялась. Она бы наверняка спросила еще какую глупость, но граф Орвил остановился у красивой резной двери и, придержав створку, пропустил Ефимку вперед. Она уже ничего не понимала, а потому предпочла покончить с удивлениями, хотя бы на сегодня. Ей нравилось полагать, что у кого-то столь жуткого и умного, к тому же, старого, есть четкое понимание того, что он делает.

– Это ужасная затея, – лишь единожды произнесла Милица и больше ничего не говорила.

Лариса Константиновна, в свою очередь, назвала ее скучной и сказала, что до Москвы чуть больше шестисот километров ходу. Милица хотела уточнить у благодетельницы, что это за странная величина, отчего не мерить все в верстах, но, побоявшись прослыть не только трусихой, но еще и дурехой, промолчала. Здесь ведь все просто: если она наскучит Ларисе Константиновне, вернется в родной Псков (в лучшем случае) и Арина будет лишь злорадствовать.