– Ариша, прости меня… – Милица никак не ожидала такой реакции, она наивно полагала, что Арина окажется счастлива ее внезапным успехом.

– Вот уж! – продолжила кричать Арина. – Поедешь в столицу, а дальше что? Делала вид, что кроме жемчугов тебя ничто и не интересует, а теперь что?! Жестокая ты и гладкая! Такая гадкая!

Милица не выдержила и со всей силы ударила Арину по щеке.

– Тогда ты мне тоже не подруга! – заявила она. – Подруга бы рада за меня оказалась, а ты просто завистница.

С этими словами Милица подхватила дорожную торбочку и поспешила прочь из дома подруги. Ей было страшно обидно, что так все вышло, но она не откажется от возможности ради капризов Аринки.

Ларе казалось, будто кто-то неотрывно следит за ней. Не конкретно в этот момент, на протяжении долгого времени. Точнее, с того момента, как они заложили Петропавловку, Ларе все время чудилось, будто кто-то следует за ней, неотрывно следит за ее движением. Лара навскидку могла назвать несколько психических заскоков, которыми грешила: склонность к саморазрушению, компульсивность, но никогда в этом списке не было паранойи. И вот теперь, всюду ее преследовал какой-то леденящий душу призрак. Не то чтобы она и в самом деле видела какого-нибудь духа, но ведь чувствовала! Чувствовала, как кто-то идет за ней, как слендермен, преследующий неразумных детишек в лесу. Нет, просто ощущение чьих-то внимательных глаз. Лара стала плохо спать – не мудрено – в темноте скромненького летнего сарая, называемого домом, ей все чудился чей-то силуэт.

И вот сейчас, разогретая летним северным солнцем, она разлеглась на берегу и задремала. Неподалеку шла работа над крепостью, девушка чувствовала, что окружена приятными ей работягами, которых, по примеру государя, знала по именам. Она вернулась в Петербург раньше Петра и Алексашки не из собственного желания, а по настоянию царя. Сперва, спорить показалось ей занятием глупым: что ей сделается в родном городе? Маленькая она что ли—бояться ночевать в пустом доме? Оказалось, что на все вопросы может твердо ответить «да».

Милице все эти тревоги были неясны. Она с интересом наблюдала за тем, как в новый, еще даже не город, а лишь фундамент, стекаются люди, жаждущие перемен и открытий. Милица чувствовала себя настолько живой, насколько вообще могла почувствовать себя живая здоровая девушка. До конца самой Милице оставалось неясно, кем она здесь оказалась, что от нее хотят. Но казалось, что одного ее присутствия довольно для счастья странной свиты государя.

Девушка сощурилась на солнце и опустила взгляд на спящую благодетельницу. До того, она успела покататься на лодке, заглянуть в чертежи скромно разделить трапезу с предприимчивыми ремесленниками, почуявшими, что нужно в новый город спешить. И вот теперь, в простом платье, она стояла над Ларисой Константиновной, не понимая, стоит ли разбудить ту.

– Ты знаешь, что это жутко? – раздался голос Лары с земли.

– Что? – вздрогнула Милица.

– Стоять над душой спящего.

Лара проворно поднялась на ноги. На этой великой стройке она носила мужские брюки и высокие сапоги. Длинную рубашку не скрывал обычный камзол. Лариса Константиновна не желала мириться с жарой, хотя и от солнца не уходила.

– И что же ты хотела сказать?

Лару одолела тоска. Ей было скучно, а после отъезда Меншикова и Петра стало еще и тоскливо. Она полагала, что Милица сможет развеять ее уныние, но увы. Девушка оказалась молчалива. А может и не в этом было дело? Азарт прошел. Ей сперва льстила возможность воздвигнуть свою же малую родину, но как это часто бывает с Ларой: вроде все то, да что-то не так. К тому же, Лара была вынуждена признать: стройка – не досуг ее мечты.