Несмотря на хмель, пьянчужка оказалась прозорливая.

Дэн произнёс:

– Поехали, Дэн. Поехали как можно дальше отсюда.

Из калитки уже выбежали моя бабушка и бабушка Дэна. И мой дед.

– Поехали огородами, – сказал я Дэну.

Мы схватили велики за задницу и через мгновение, нажимая на педали, уже летели по крутому логу: мимо цветущих одуванчиков, мимо запаха яблонь и нашего детства.

Удирать от меча карающего предстояло долго, на другой конец города, к моей второй бабушке. По пути мы заскочили в продуктовый, взяли разводного «Юпи» – это такой порошковый сок в пакетиках.

Дэн заворчал:

– На хуй ты арбузный взял, Дэн? Как моча собачья!

Я не согласился.

Через час, преодолевая склоны и проскакивая перекрёстки, мы добрались до другого района. Пока ехали, нас зачем-то остановил местный гопник.

Схватившись за руль Дэнова велика, он спросил:

– Ты Сапоха (Сапога) знаешь?

Дэну было не до него, поэтому ответ не отличался вежливостью:

– Чё те надо? Чё хотел?

Кажется, Дэн собирался слезать с сидушки. Я нажал на педаль тормоза, осознав, что пахнет дракой.

Гопник был одет в спортивные штаны, натянутые до подбородка, на ногах у него красовались чёрные остроносые лакированные туфли, ансамбль дополняли белые носки.

– Ну, Сапоха? – зачем-то переспросил он, продолжая держаться за руль велика.

– Нет, не знаю, – сухо ответил Дэн. – Пшёл на хуй.

– Ладно, – гопник отпустил руль и отошёл.

Мы поехали дальше. Дэн сказал:

– Прикинь, даже не подрался.

Припарковав велики, а точнее, бросив их у подъезда, уставшие и голодные, мы поднялись на второй этаж. Я нажал кнопку звонка, буквально спустя пару секунд дверь открылась.

На пороге стояла моя бабушка, она была небольшого роста, в её глазах полыхало удивление.

– Приве-е-ет, ребята, вы откуда?

– Ба, да мы катаемся, – сказал я, пряча солидольные руки в карманы.

– Нина Михайловна, – тихо произнёс Дэн, – мы просто в гости, а руки можно сразу помыть?

– Да, конечно, Дэны, проходите. Я сейчас поесть сделаю. Первое, второе, третье.

– Сейчас начнётся кормёжка, – предупредил я Дэна.

– Ну, как у вас дела? Как каникулы? – спросила бабушка, радостно суетясь и уже разогревая борщ, одновременно жаря отбивные и взбивая крем для пирога.

– Да хорошо, Нина Михайловна, отдыхаем.

Дэн включил интеллигента, как бы забыв о том, что было буквально пару часов назад.

Мы вошли в зал. На пианино стоял портрет моего отца с чёрной лентой, под ним небрежной кучкой были раскиданы конфеты, в стаканах скорбно склонились две церковные свечки.

– Это отец? – спросил Ден.

– Да.

– Ребята-а-а, кушать готово! – услышали мы звонкий голос.

Моя бабушка уже наливала нам в глубокие тарелки борщ, не забыв поставить на стол сковородку с сочными отбивными и картошкой, налить чай и нарезать пирог, пропитанный малиновым вареньем и щедро приправленный кремом с безе.

Через пару часов мы, еле передвигаясь, с полными животами, спускались по лестнице на выход.

– Дэн, нам ещё час ехать, – сказал мне друг, еле двигаясь.

– Я в курсе.

Мы посмотрели на лес, который виднелся за крышами пятиэтажек. В ветках сосен уже запутался большой малиновый шар, а на небе потихоньку выступали крупные звёзды.

– Поехали, – сказал я.

И мы, набирая скорость, выбивая пыль из-под колёс, покатили по нагретому тротуару на своих хорошо смазанных солидолом велосипедах.

Они всегда хотели одного – быть для нас своими. Они не работали над ошибками, придерживаясь «старой школы», пороли нас ремнём за хулиганство. А мы с Дэном?.. Мы ломали иглы на проигрывателе, прогуливали школу, мы не оглядывались назад, мы знали, что они рядом. Мы хотели советов, какой-то поддержки. Мы их боялись, но всё равно поступали по-своему. Они не спеша уходили, вальяжно шаркая по тротуару и крепко зажав в зубах сигареты марки «Прима», морщась от горького дыма и о чём-то смеясь. Мы с Дэном кричали им, но они нас не слышали. Наш крик, словно слабое эхо, летел, ударяясь о чёрные, как ночь, большие гранитные скалы. Он растворялся в вечности, становясь всё слабее. Мы бежали за ними, по-детски спотыкаясь и ёжась от холода.