– А не интересуюсь я разорившимися родами, вот и не знаю. Настя, шутки в сторону: можешь подсказать мне, как его найти? Давно ли он у тебя не появлялся?

– Почему же не появлялся? Частенько наведывается.

– Как? А… – растерянно произнесла я.

– Да, да! А ты что думала, на тебе свет клином сошелся?! Стихи он тут теперь нечасто декламирует, всё больше с барышнями заигрывает…

– Ах, с барышнями…

– Да, Наташа, да! – сказала она с вызовом. – Смирись, душенька! Что, неприятно? Оказывается, есть еще кавалеры, которые не по тебе сохнут. Может, он и сох, но, как видишь, не сдох! – ехидно сказала она, и в голосе было что-то такое, что больно ранило не только меня, но и ее саму. – И мой тебе совет, подруга: оставь его в покое!

– Э-э-э… Ты чего это?! – удивленно воскликнула я. – Сама на него глаз положила? Как тебе не стыдно?! – вскричала я.

Настя ощерилась:

– Это ты меня устыдить пытаешься?

Разозлившись, я вышла, не сказав ей больше ни слова, и мне стало больно от того, что я поняла: «Он не ищет меня, развлекается с кем попало и даже не подозревает, что у него родилась дочь».

Горькие слёзы потекли по моему лицу. Я ощущала себя никому не нужным, никчемным созданием.

– Ох, как обидно, как обидно… – повторяла я.

Не находя сил сесть на лошадь, я взяла ее под уздцы и побрела по набережной. Грустно мне было. Отчего-то казалось, что я буду вот так идти, и он обязательно попадется навстречу и непременно развеет мою тоску и печаль. «Он обязательно придет ко мне – ведь я так жду его! Я зову его! Ведь когда я раньше звала Федьку, сколько бы ни было между нами верст, он всегда слышал меня и приходил».

– Петр Алексеевич, Петр Алексеевич! Я вас зову, я очень хочу вас увидеть! Пожалуйста, не прячьтесь от меня, вы мне сейчас так необходимы! – с мольбой проговорила я. Но ничего не произошло. Ни-че-го! Видно, весь этот день был настроен против меня.

Я уже стала подумывать о том, чтобы отправиться домой, но вдруг вспомнила о цели своего приезда в город. Сунув руку за широкий атласный пояс, достала листок, который передал мне граф, и вскочив на лошадь, отправилась на указанную улицу на окраине.

Подъехав к дому, я внимательно осмотрела его, и смутная тревога закралась в сердце. Дверь мне открыла немолодая пышная дама, одетая в богато расшитый шелковый халат и с длинной тонкой дымящейся трубочкой в руке. Оглядев меня с ног до головы, она удивленно качнула слегка неопрятной кудрявой шевелюрой и, затянувшись, спросила:

– И что же понадобилось здесь столь богато одетой барышне? Неужто на работу нанимаетесь?

– Нет, – пожала я плечами. – Я ищу одну женщину.

– Вот оно как?! – удивившись, она ехидно переспросила: – Здесь?

– Да, а что такого?

– Здесь, конечно, часто ищут девушек или молодых женщин. Но обычно это делают особы мужского пола.

И она, похабно хохотнув, ощерилась, показав отсутствие нескольких зубов. И я с ужасом поняла, в какого рода заведение граф определил Катю. «Боже, неужели он сотворил с ней это?! Насколько изощренным в своей мести надо быть, чтобы вот так жестоко расправиться с ней. Это ведь хуже тюрьмы, хуже смерти для нее! Он продал ее, как вещь…»

– А-а-ах, – коротко выдохнула я и ужаснулась. «Продал»: смысл этого слова заставил меня содрогнуться. «Боже мой! Несчастная моя Катя, я должна ее увидеть!»

– Мне нужна Катя Серебрянская. – Я еще слабо надеялась, что граф определил ее сюда не так давно и, возможно, я успею что-то для нее сделать.

– Милочка, у нас тут по фамилии никого не зовут. Катерина… – смачно затягиваясь, она на мгновение задумалась. – Кажется, я знаю, о ком ты говоришь. А мне вот интересно, на что она такой фифе сдалась?