Мать хрипло заверещала:
– Какие такие особенности?! Федь! Чегой-то она? Чего?..
Затянувшийся разговор о Парашке начал злить меня. Ушибленное место болело, и находиться среди своих обидчиков я не имела никакого желания.
Федор до поры до времени не вмешивался в разговор: он сидел насупившись и виновато поглядывая в мою сторону. Видно, до него всё же дошло, что он был неправ.
Мой тон и нелестный отзыв о дочери всё-таки вывели Феклу Федоровну из себя. Она подняла налившиеся кровью глаза, открыла рот, чтобы вылить на меня ушат нечистот, но тут подоспел Федор. Решив успокоить мамашу, он положил руку ей на плечо и примирительно забасил:
– Ну будет вам, мама, будет. Наталья Дмитриевна права. Есть за Парашкой грех такой, и все об этом знают. Ты вспомни, как она из деревни уезжала…
О! Тут грянули громы и молнии:
– И ты, паскудник, туда же?! Это ты от нее дерзости набрался?! – мать кивнула в мою сторону. – Смотрите на него, люди добрые: сестру свою единокровную признавать перестал! Чья следующая очередь, моя?!
– Мама… ну что ж вы зазря волнуетесь? – Федор как-то сразу заговорил на деревенский манер. – Ну не стоит так нервы трепать. А что до Парашки, то как была она мне сестра, так сестрою и остается! Не открещиваюсь я от нее вовсе. И от вас, мама, тоже: люблю вас очень и уважаю. И Наташа, жена моя… Наташ, скажи… – Он толкнул меня локтем.
– Что сказать? – удивленно переспросила я.
– Ну как же… Что ты маму мою уважаешь, – зашептал он.
– Так ты ведь уже сам всё сказал. Зачем я, как дурочка, твои слова повторять буду?
Злость и раздражение трансформировались в чувство глубокой отрешенности и сарказм.
Мать вновь обратилась ко мне:
– Вот послухай меня, Наташка, ибо хочу тебе хорошее предложение сделать. Слышала я о печальном состоянии отца твоего…
– А что явилось причиной «печального состояния отца моего», вы тоже знаете?
– Знаю, знаю! И поступки свого сына с тобой обсуждать не собираюся! Коли посчитал он нужным так сделать, значит, была на то его правда и его воля! И не собираюсь я обвинения твои выслушивать! Уже на дочь мою наговорила, вовек не разобраться! Врачей она мне тут, заморских докторов предлагает… Ишь, кака!
Она еще что-то бормотала, я начала терять нить разговора в потоке ее сознания и уже думала, как побыстрее сбежать… Но тут услышала ее слова:
– Человек у меня в деревне есть надежный, который за неходячими больными присматривает. Чтобы тебе жизнь свою молодую не гробить, чтобы у мужа внимание не забирать для больного отца-старика… Девушка хорошая. Она в селе выросла, городской жизни не знает, и искушения городские ей неведомы. И эта девушка может составить хорошую компанию твоему папе, потому как негоже молодым господам на болезни стариков оглядываться…
…О, если бы я только могла доподлинно знать, о чем помышляет эта женщина, никогда бы не поступила так опрометчиво и беспечно. Гнать ее нужно было из нашего дома, вместе со всем семейством… Сколько раз колокольчики тревожным звоном отзывались в душе, но я не хотела слушать их предупреждения. После недавнего поступка Федора я обязана была обратиться за защитой к графу, пока он еще был при памяти, дабы защитить себя, отца и дочь. Но я не сделала этого, мне, видно, трудно было признаться перед ним, что грандиозные планы его неразумной дочери потерпели фиаско…
– Девушка молодая да сильная, опыт большой имеет, травница она знатная, – продолжала мать. – Кажной травинке применение разумеет. Ты с ответом не задерживай… Слышь, Наташка, я тебе, вроде, сказываю, а ты кудысь в сторону смотришь да об чем-то думаешь, не пойму я… Дело говорю!