Вот ты спрашивала о женихе, зачем он мне нужен, такой жестокий. А вот за этим, Антуанетта: он знает, кто я, и не питает иллюзий на мой счет! И тем самым не дает мне потеряться в дебрях моей души, в глубинах сознания… И глядя на него, я всегда помню, кто я на самом деле. Мне кажется, доля моя ужасна. Хотя… кто его знает, страшна она или прекрасна. Иногда мне кажется, что это две стороны одной монеты. А эта монета – вот она, Антуанетта, в моей ладони. Она жжет мне руку, но я всё равно буду ее держать. Странно, не правда ли? Может показаться, что мне нравится причинять себе боль, но это так лишь отчасти. Ведь когда тебе больно, ты чувствуешь, что живешь. Когда болит твое сердце, ты знаешь, что оно болит от любви. Когда болит душа, значит, она у тебя есть, и ты не бездушная скотина, а способна на настоящие чувства и эмоции. Способна пожалеть кого-то, раскаяться… Это прекрасно, не так ли? Или мне кажется? Ответь, подруга! Я пишу тебе с детства, и ты не представляешь, как я всегда ждала твоих ответов! Я хотела писать тебе каждый день, рассказывать обо всём, что со мной происходит. Вести, так сказать, летопись каждого дня, от того, как утром открыла глаза, и до того, как вечером легла спать. Мне казалось, тебе всё-всё будет интересно.

– Так и было, так и есть, сумасбродная моя подруга! – ответила я, вздохнув. – Никто и никогда не говорил со мною так откровенно.

Внезапно издали раздались громкие крики:

– Ваше величество! Ваше величество! Всё в порядке? Король обеспокоен и намеревается отправиться за вами!

– Ах! – вздохнула я. – Наше маленькое приключение скоро закончится, Натали. Нужно либо ехать в Оперу, либо возвращаться в Версаль.

– А третий вариант есть?

– Да!

И, наклонившись, я зашептала ей, как можно, спрятав лицо под маской, смешаться с толпой. Я не раз проделывала подобное и теперь предложила это Натали. Она была крайне удивлена, но, поддавшись порыву, заговорщически подталкивала меня плечом в бок и шептала:

– А давай попробуем! Пусть нас отвезут туда. Скорее!

Я плюнула на Оперу, и мы вернулись домой, чтобы успокоить Людовика.

Нам нужны были кавалеры, и я послала за своим доверенным повесой Жаном и приказала, чтобы он взял с собой очаровательного темноглазого Пьера. Кринолинов на нас не было, мы переоделись в простые платья. Ноги наши были свободны, нам подобрали удобную обувь, чтобы мы могли танцевать без устали хоть до утра. Натали быстро включилась в игру, и я попросила Жана отвести нас туда, где собирались не столь знатные особы. И под покровом ночи мы, в накинутых на голову капюшонах, одетые в неброские одежды и в масках, в окружении нашей охраны, также изображавшей гуляк, зашли в таверну. Выпили какого-то отвратительного напитка… В голове зашумело.

С Жаном я потом еще долго сохраняла близкие отношения, а Пьер безнадежно влюбился в Натали, даже хотел уехать за ней в Россию. Но перед отъездом она сказала ему всего пять слов, после чего он навсегда забыл и мечтать о ней:

– Ты омерзителен мне своей любовью!

Бедный мальчик! Хотя… наверное, так для него было лучше»…

Вот и весь рассказ Антуанетты. Но я хочу обязательно дополнить его, иначе повествование будет неполным.

Мария Антуанетта и Людовик XVI сильно отличались друг от друга. Трудно представить себе молодых людей, которые по характеру были бы так не похожи, как эти двое. Он тяжел – она легка, он неуклюж – она гибка и подвижна, он неразговорчив – она общительна, он спокоен – она спонтанна и непредсказуема. Мария Антуанетта – жизнерадостная, самоуверенная, кокетливая мотовка, она словно пена и плеск волны на лазурной глади морского берега, согреваемого ласковым солнцем. Чем больше я наблюдала за ними, тем более разными они мне казались: его стихия – трон и всё, что с этим связано, а ее королевское величество правит так, словно танцует какой-то удивительно прекрасный балет. Его мир – день, ее – ночь, и стрелки часов их жизни постоянно следуют друг за другом, словно солнце и луна на небосклоне. В одиннадцать часов вечера, когда Людовик ложится спать, Антуанетта, можно сказать, только начинает жить, каждый раз придумывая что-то новое. Нынче она за ломберным столом, завтра на балу, а дальше и сама не знает… Но ее неудержимая фантазия обязательно что-нибудь придумает. Людовик любит утреннюю охоту, а к полудню, окруженный свитой, уже решает государственные дела. Она же только встает с постели. Они настолько разные, что, мне показалось, должны не переносить друг друга, но это было не так. Они с большим трепетом и уважением относились друг к другу, хотя, Антуанетта сама мне открылась, любви промеж них не было: