Он был чертовки хорош – разгоряченный, молодой, красивый, он крепко и страстно обнимал ее. Она хохотала, слегка запрокинув голову, а он вновь и вновь покрывал ее шею поцелуями. Ее смех душил меня, капая ядом в самое сердце, смотреть на их счастливые лица было выше моих сил…

Я подъехала ближе, засунула два пальца в рот и громко свистнула. От неожиданности Анечка подпрыгнула на месте, а Николай даже бровью не повел, что меня сильно удивило: казалось, он видел меня и ожидал любой выходки.

Вздохнув, он игриво произнес:

– Ах, это вы? И давно вы здесь? Наталья Дмитриевна, как же вы нас напугали!

Как же он был рад, что я увидела их вместе, об этом говорил весь его облик. Его естество буквально кричало: «Смотри, Наташка, я не один из твоих обожателей. Ты мне даром не сдалась!» Он ликовал, он одержал победу!

Я сделала вид, что смутилась:

– Извините, что нарушила ваше уединение. Не думала вас здесь встретить. Аннушка, я видела, там дядюшка твой вернулся и ищет тебя. Всех к завтраку созывают, неужто такой растрепой пойдешь?

Аннушка смущенно поправила волосы и, не ответив на мою колкость, обратилась к Николаю.

– Милый граф, подождите меня, пожалуйста, в гостиной.

Он нехотя разжал объятия, выпустил возлюбленную и одарил ее многозначительным томным взглядом.

– Душа моя, всенепременно дождусь. После завтрака я буду немного занят, а далее ангажирую вас на конную прогулку, – он щёлкнул каблуками заграничных туфель и поклонился.

«Ах, какой галантный… до безобразия, аж до тошноты! Фи-и-и, – подумала я, – меня мутит от твоих слащавых речей».

Аннушка ушла, совершенно спокойно оставляя нас наедине. Я ухмыльнулась: «Конечно, после такой-то ночки – чего ей беспокоиться?»

Резко дернув поводья и ни слова более ему не говоря, я направила лошадь вглубь парка.

– Наталья Дмитриевна, куда же вы? Подождите! – крикнул он мне вслед. – Почему вы с такой нервной грубостью рвете губы моей любимой кобыле? Я не позволю так обращаться со своим животным.

– Ах, не пойти ли вам, граф… – грубо бросила я и пришпорила лошадь.

Раздался резкий свист, и кобыла остановилась как вкопанная, услышав зов своего хозяина. Он подошел, взял ее под уздцы и повел вместе со мной в дальние аллеи. Сел на скамейку и, не выпуская поводьев, со вздохом произнес:

– Ах, Наталья Дмитриевна, какая сумасшедшая выдалась ночка! Ни секунды не спал.

«Мерза-а-а-авец, – подумала я, – парази-и-и-ит! Он еще и похваляться передо мной вздумал!» Я ехидно улыбнулась:

– Сочувствую вам, милый граф, а я вот прекрасно выспалась.

– Угу, – усмехнулся он. – Я вот и смотрю, лицо у вас прямо све-е-ежее. Ожидали меня? Признайтесь честно, Наталья Дмитриевна.

– Ни единой секунды не ждала! Сразу спать легла, ведь днем я так устала.

– Угу… вранье вам удается великолепно, только глаза выдают! Ну скажите, Наталья Дмитриевна, я вам нравлюсь?

– Только как гостеприимный хозяин, – отрезала я.

Мне было очень неуютно. Он улыбался, вальяжно расположившись на скамейке, а я сидела в седле, словно на иголках. Он правил и лошадью, и разговором, я чувствовала себя заложницей обстоятельств.

– Только как младший граф Шереметьев?

– Только так! Вы носите фамилию славного рода, я уважаю вас – и не более.

– Вы так и будете сидеть на моей кобыле, чтобы я кричал вам в самые небеса?

– Да, так и буду, потому что я небесное создание, а вы – низменное, земное. Поэтому и оставаться вам внизу, на земле, а до меня ну никак не дотянуться.

– Да? Смотрите, как легко!

Он резко дернул меня за ногу и успел подхватить второй рукой, пока я падала с его кобылы прямо в его объятия. Он пару мгновений подержал меня на весу и усадил рядом с собой на скамейку.