– Приветствую вас на грешной земле, барышня. Не больно было падать с такой высоты? – Николай лукаво улыбнулся и вдруг крикнул:

– Дюжка!

Услышав громкий голос хозяина, лошадь уставилась на него огромными черными глазищами.

– Иди пасись, чего встала-то? Ну-у-у, пошла, пошла!

Он поддал своей кобыле так, что она отошла от нас на несколько метров. Мы сидели на скамейке, он о чем-то спрашивал, а я пыхтела от злости. Но тут он стал говорить мне такое, от чего я буквально лишилась дара речи:

– Наталья Дмитриевна, я намерен высказать вам свою благодарность. Вы подарили мне необыкновенную ночь и юную деву, которая сама пришла ко мне, не побоявшись осуждения. И буквально съела меня со всеми потрохами, осыпав ласками с ног до головы. Я могу признаться, что это было великолепно, потому что всем этим я обязан вам! Анна поведала, что это именно вы посоветовали ей мне открыться. Премного благодарен за оказанную услугу. А теперь хочу откланяться и пожелать вам доброго дня, мне, простите, идти нужно. Заждались меня…

Он встал и словно нехотя двинулся в сторону дворца. Он как будто ждал, что я его окликну. Но я не проронила ни звука. От услышанного у меня буквально сдавило горло, и я не смогла бы вымолвить ни слова, даже если бы очень захотела. Он остановился, подождал еще несколько секунд и, даже не повернув головы, громко произнес:

– Как вам будет угодно, барышня! – и ушел, оставив мне скамейку, лошадь и мои непотребные мысли.

«Сволочь, убить тебя мало! Но как хорош, искусен в своей мести, умен и расчетлив! И в делах любовных он гораздо опытнее, чем я. А я-то, дуреха, ничего о нём в Петербурге не поняла, словно тот и этот Николай – два разных человека. Что же у них тут творится, в этой Москве? Надо почаще сюда ездить, может, и сама не так глупа сделаюсь».

Немного оправившись от потрясения, я встала и медленно побрела к лошади, взяла ее под уздцы и ласково погладила по морде:

– Дюжка, значит? Ну пойдем, Дюжка! – усмехнулась я. – Две кобылы мы с тобой. Ты Дюжка, а я Наташка… У тебя, Дюжка, мозгов с кулачок, а у меня, у Наташки, еще меньше – с полкулачка. Ну и пойдем, Дюжка-подружка.

Я отвела лошадь на конюшню. Подумала, что мне слишком неприятно находиться в этом доме: никак не я могу здесь более оставаться. И поэтому решила не дожидаться завершения третьего дня, а откланяться и уехать в родной Петербург, где нет таких горделивых мерзавцев. «Он мне за два дня уже всю душу вымотал и все нервы истрепал… Нет, я ни на минуту здесь не останусь!» – решительно подумала я, направляясь в гостевой домик.

Я поднялась в комнату, намереваясь вызвать служанку, чтобы она помогла мне собрать вещи. Но, подойдя к кровати, увидела записку, свернутую трубочкой и продетую в серебряное кольцо. Взяв ее в руки, я заметила, что пальцы мои мелко дрожат: «Неужели от него?» Я развернула… и, усмехнувшись, хлопнула себя по ноге.

– Точно! От него!

В ней было лишь три слова: «Приду в полночь». Я возликовала. Такого счастья я не испытывала давно.

– Ха-ха, значит, всё-таки запал!

Подойдя к зеркалу, я внимательно посмотрела на себя. «Хороша? Что греха таить, хороша!»

Собираться домой сразу расхотелось, это было уже без надобности. Я вообще не хотела больше выходить из комнаты, чтобы кто-то невзначай не испортил мое радостное настроение. Мне принесли завтрак. Выпив ароматного напитка, я пребывала в благостном настроении, пока кто-то робко не постучал.

Распахнув дверь, я увидела Анечку, которая нерешительно шагнула через порог.

– Наташа, можно к тебе?

Я взглянула на нее, как на грязную сорочку.

– Ну да, проходи, садись. С чем пожаловала?