В гардеробе были заботливо развешены платья, я заметила среди них три новых. Отец обмолвился, что граф выписал мне из-за границы модные наряды, но тогда я не придала этому значения.

Я медленно ходила по комнате, трогая каждый предмет, и мысленно благодарила судьбу за то, что она послала мне такого заботливого отца. Теперь мне всё безумно нравилось, я была довольна. В этой комнате мне уже ничто не напоминало о Федоре. При одной мысли о нём сердце больно кольнуло, но я, шумно выдохнув, опрометью выбежала в коридор и крикнула слугам, чтобы мне немедленно набрали ванну. Я намеревалась смыть с себя последние воспоминания о нём, словно старую грязь, коростой налипшую на душу.

Служанки засуетились вокруг, забегали, каждая хотела угодить. Давно они не видели свою барышню в хорошем расположении духа. Когда все манипуляции с моими волосами и телом были закончены, меня вытащили, обмотали пушистыми простынями, и я обессиленно упала на кровать.

Глафира, дородная крестьянская девка с сильными как у мужика руками, умела хорошо делать массаж. Обычно я ругала ее, когда она слишком усердствовала, но сейчас сама попросила приложить силу. С болью она вытягивала из меня то напряжение, которое я испытывала всё последнее время. Тело размякло, и я наконец почувствовала в каждой клеточке расслабление. Душистые масла приятно щекотали нос своим ароматом, и я плавно погружалась в сон. Девки на цыпочках вышли из комнаты, оставив неяркий свет.

В дверь постучали, я нехотя отозвалась. В комнату вошла Аня, поставила перед кроватью табуретку и присела на нее.

– Ну что, барышня, полегше вам? Я вижу, девки расстаралися. Сказывали, что вы уже почивать собралися, – она замялась. – Но я всё же решилась зайтить.

Я приподнялась на локте и улыбнулась.

– Да, Аня, мне и вправду хорошо. Давно я так легко себя не чувствовала. День-два – и вы получите прежнюю графиню, рановато на мне еще крест ставить. Не дождетесь!

Аня прищурилась и усмехнулась:

– А графиней ли вы были, барышня? Про крест я и слушать не хочу, типун вам на язык, ишь чего удумали.

Я усмехнулась. Анька – чистая душа, не умеет она лукавить.

– Твоя правда, Аня. Графиней-то я не была, но обязательно сделаюсь, вот увидишь.

Я вновь откинулась на подушки, вдыхая запах ароматного масла, исходящий от кожи, и это вызывало покой. Аня всё не уходила, но сидела молча. Я испытующе смотрела на нее, пытаясь понять, что ей всё-таки нужно.

– Ань, а что ты тут сидишь? Чего ожидаешь?

– Не хотите мне рассказать, барышня, что с вами приключилось?

Повернувшись на бок, я устроилась поудобнее и хотела только одного: спать.

– Нет, Аня, не хочу я тебе ничего рассказывать… И, признаться, сама желаю всё забыть. И наше с тобой путешествие пусть скорее сотрется из памяти. Начиная с того проклятого вечера в пансионе и до сегодняшнего утра – всё!

Аня улыбнулась и согласно закивала.

– Я тоже, барышня, всё, что было скверного, хочу оставить в прошлом.

Я думала, что на этом разговор окончен и она сейчас уйдет, но Аня продолжала сидеть.

– Ты что-то еще сказать хочешь?

Она протянула мне свернутый вчетверо листочек. Я взяла его, недоуменно покрутила в руках и спросила:

– Что это?

– Записка вам, барышня. Егор просил передать, а я не смогла ему отказать. В глазах его печаль смертная…

Я пообещала, что обязательно прочту и, если сочту нужным, отвечу.

– А сейчас иди, пожалуйста, ты свободна.

Она вышла, плотно притворив дверь. Я развернула листок. С каждым прочитанным словом внутри распускались нежные цветы. Егор писал о том, как он ко мне привязан… Там не было слов любви, выражения восхищения и прочей чуши, которую часто говорил Федор. Там были другие слова, показывающие искреннюю обеспокоенность моим состоянием. Егор просил о новой встрече. Прочтя письмо, я еще раз убедилась, что он в меня влюблен. Я пока не знала, как реагировать на это послание, поэтому положила письмо под подушку, накрылась с головой и очень быстро заснула.