Отец, еще раз пережив свои ночные видения, закашлялся, ему опять стало худо. Откинувшись на подушки, он вновь погрузился в свой бред, без конца повторяя:
– Наташа, ты должна! Должна найти выход! Господи, да где же она, где эта проклятая дверь? Почему она не открывается? Где ручка, которую надо дернуть? Милая моя девочка, он погубит тебя! Почему ты меня не послушала? Почему я стучу, а ты меня совсем не видишь и не слышишь? Доченька, прости старика, я не могу тебе помочь… Ната-а-а-ша-а-а-а…
Горячий пот каплями стекал с его лба, он метался, тянул руки, плакал и звал меня. Я положила холодные ладони на его пылающий лоб и осторожно придерживала голову, пытаясь сдержать приступ. Когда он немного утих, я хотела влить ему в рот снадобье, но отец закашлялся, вскочил с кровати и начал бегать по комнате, повторяя:
– Ну где же… где же эта дверь? Как же тебе выйти, доченька-а-а-а?
Увиденное повергло меня в ужас: я испугалась за душевное здоровье отца – таким я его никогда не видела. Не зная, как его остановить, я громко крикнула:
– Па-па! Остановись! Ты меня пугаешь! Мне страшно, папа, папа! Пожалуйста, прекрати!
Отец вздрогнул, обвел комнату непонимающим взглядом, но, заметив меня, пришел в сознание и сел на кровать, тяжело дыша. Папа взял мои руки, и я почувствовала, как его бьет мелкая дрожь. Он прижал мои пальцы к губам и зашептал:
– Наташа, я напугал тебя? Прости, пожалуйста, это всё кошмары, которые мне снятся, я очень часто вижу во сне тебя…
– Папочка, – я гладила его по руке, – ты расскажи, может, тебе легче станет.
– Нет, доченька, не буду я рассказывать, не хочу лишний раз тревожить. Слава Богу, вроде, ты начала успокаиваться, так нечего об нём и говорить – пустое это. А сны, видно, порождение тех событий, которые приключились с нами за последнее время, и не нужно их проговаривать.
Он выпил снадобье и лег в кровать, я тихонько прилегла рядом. Обняв папу, я нежно гладила его по груди, пока дыхание не стало ровным. Он наконец-то успокоился. Мне совсем не хотелось уходить, я прижалась к нему да так и уснула у него под боком, как в детстве.
Проснувшись утром и обнаружив себя в отцовской постели, я села и с удивлением осмотрелась. Ночной кошмар будто кто-то стер, и я никак не могла сообразить, почему оказалась тут. Но когда в памяти стали всплывать картинки, невольно передернула плечами. От воспоминаний веяло холодом, и ужас, который я испытала этой ночью, вновь навалился на меня. «Странно, – подумала я, – два таких жутких сна приснились нам в одну ночь. И в моем, и в папином сне Федор выглядел злодеем. Что бы это значило? Нет! Хватит! – остановила я себя. – Сколько можно? Наверняка я его больше не увижу, так и думать о нём не стоит».
…Молодость… удивительное состояние души! Как быстро мы забываем печали и страдания и совсем не желаем видеть знаки судьбы. Стремительно несется время, но нам этого мало. Продолжая пришпоривать резвого коня, я не думала о том, что, наверное, нужно почаще оглядываться по сторонам и замечать, что ничто в нашей жизни не происходит просто так…
Глава 104. Что-то должно произойти…
В это утро я намеревалась сразу после завтрака двинуться к Надин и провести там весь день. Я открыла гардероб и начала выбирать платье. О, как же я соскучилась по этому приятному времяпровождению! Одежда висела ровненько, старательно приготовленная к моему возвращению. На платьях не было ни складочки, кружева бережно разглажены, новые туфельки выстроились в ряд, всё так и манило: «Надень нас скорее и иди покорять Петербург, порази всех своим великолепием».
Нежно проведя рукой по своим любимым нарядам, я все же выбрала новое платье, из тех, что мне соизволил подарить граф. Мраморно-розовый атлас с мягко драпированной распашной юбкой «полонез» красиво сочетался с кружевным верхом. Ткань нежно струилась, и, если приподнять руки, можно было уловить сходство с крыльями бабочки.