Пузырчатая, принявшая форму стола скатерть, сползла до самого пола. Усеянная когда-то нежно-розовыми, а теперь выцветшими до желтизны цветами, местами прожженная до черных дыр, она кокетливо обнажает желтый, ламинированный угол. Из под скатерти выглядывает девственно гладкая поверхность с вандальными черными точками.

На самом краю, рискуя рухнуть в любой момент, стоят две тарелки: одна глубокая, наполненная до краев бежевыми бычками, при взгляде на вторую брови непроизвольно съезжались вместе, а голова отклонялась назад. Каким-то чудом на своем месте остались стоять солонка с перечницей и пустая подставка для салфеток. Возле резной, цельной ножки стола лежат упавшие бутылки, несколько столовых приборов и кружек. Среди всех этих разбросанных вещей сплю я.

Этот образ возник у меня в голове, когда я бросила случайный взгляд на новую тонюсенькую скатерть, которая была выбрана из соображений экономии и не могла скрыть прожженных черных кратеров на поверхности стола. Так выгляжу я и моя квартира, когда в период обострения за мной не присматривает мама.

Я пью, чтобы не было так страшно. Иногда бывает настолько невыносимо жутко, что все сливается в один сплошной, черный, липкий кошмар. Но в алкогольном опьянении страх куда-то пропадает, становится далеким и невнятным, как тихо бормочущий телевизор в соседней комнате. Можно сделать небольшое волевое усилие и просто его не замечать.

Я отвернулась к зеркалу и продолжила расчесывать мокрые волосы. Мама уехала сегодня утром, чтобы подготовиться у себя дома. Идти на свадьбу мне не хотелось, но там были люди. Среди них я особо не чувствую страха, остается только чувство одиночества.

«Арт маст би бьютифул, артист маст би бьютифул, арт маст би…» бессмысленно повторяла я про себя пока сушила волосы, наносила макияж и надевала заранее приготовленное с вечера платье. Оставалось еще десять минут до приезда мамы. Я прошлась в сапожках, мягко поскрипывающих на линолиуме, до кровати и легла, свесив ноги.

В окно проникал серый, декабрьский день. На улице стоял густой туман, он одновременно скрадывал свет и светился сам по себе. За ним было почти не видно крышу соседнего дома, обросшую толстой шапкой снега. Как самоубийцы сбрасываются с высоты, если все крыши в нашем городе покрыты такими глубокими сугробами? Прыгают с балконов? Или их воля к смерти настолько сильна, что они не отступают перед таким препятствием? «Для настоящей любви не существует препятствий», а для настоящей смерти?

Позвонила мама, сказала выходить.

На улице все выглядело нечетким, заблюренным из-за тумана. Перед тем, как сесть в такси я выдохнула облачко пара и сделала глубокий вдох свежего, морозного воздуха. В машине сильно пахло автомобильной вонючкой и курящим человеком. Я приоткрыла окно.

– Саина, закрой, продует сейчас тебя, холодно же, – мама неодобрительно поежилась, поплотнее запахивая шарф, выглядывающий из каракулевой шубы.

Я молча закрыла окно.

Как обычно мы приехали одними из первых. По бежево-белому банкетному залу слонялись такие же, как и мы дальние родственники и торопливыми перебежками передвигались официанты и организатор. Мама сразу же влилась в бурную беседу с незнакомыми мне людьми рассказав им поочередно новости про меня, про работу и про свое скачущее давление.

Опоздав на полчаса, приехали молодожены. Невеста в пышном, как торт, белом платье, с блестящим от толстого слоя тонального крема лицом и жених, с отсутствующим взглядом, прошли мимо вставших коридорчиком гостей, обильно посыпанные рисом и лепестками роз. Все расселись по местам. Я вытянула шею для того, чтобы рассмотреть усыпанный мусором пол, раздумывая, кто и как будет все это собирать.