«Ты всё-таки неотвратимо катишься к сумасшествию, – проворчал здравый смысл, – эти твои проблемы возникают именно от твоей лени, Габриэль. Тебе удобно чувствовать себя жертвой, поэтому ты обращаешь такое большое внимание на отношения бабушек и дедушки к своим родителям, поэтому ты любишь Эстелла – именно Эстелла, а не кого-либо иного. Тебе очень хочется пожалеть себя, и ты ищешь миллион поводов к тому, чтобы это сделать. Ответ, как видишь, очень прост».

Габриэль не знала, что можно на это возразить, но не стала и пытаться найти внутри себя какие-нибудь достойные слова. Ей спас гулкий звонок, потрясший школу, и голос мистера Сёрджа, который, вернувшись на своё место посередине класса уже давно, громко сказал:

– Экзамен окончен! Все оставайтесь на своих местах, пока я соберу ваши работы!

Барбара, нацелившаяся сбежать, резко хлопнулась на стул снова и недовольно нахмурилась. Мистер Сёрдж обошёл столы, быстрыми движениями пальцев сдёргивая с них бланки ответов. Габриэль потерянно смотрела, как её бланк, первая половина которого была заполнена чёткими и красивыми, а вторая – кривыми и уродливыми цифрами, исчезает под наслоениями чужих работ. Мистер Сёрдж не успел ещё вернуться к своему месту, как истосковавшиеся и утомившиеся ученики рванули сквозь двери. Габриэль протолкалась в коридор первой, больно прижав плечом к косяку ойкнувшую Барбару. Она подхватила свою сумку, ревниво прижала ту к себе и поспешила прочь от кабинета: ей казалось, что именно там остался её здравый смысл, и он вот-вот побежит нагонять её, чтобы задать новый провокационный вопрос и загнать её в тупик своими абсурдными умозаключениями.

До часа дня – времени начала второго экзамена, биологии, – ученики имели право немного расслабиться, перекусить, посидеть на школьном крыльце, любуясь солнцем и позволяя его нежным лучам поглаживать себя по лицу. Был конец июня – прекрасная пора, в которую таким сильным становится желание забыть обо всех своих делах, броситься ничком в нагретую траву, на мягкую землю, и, закрыв глаза, всего лишь мечтать, радуясь тому, что мечты – это единственное в жизни современного человека, что недоступно для окружающих, пока сам современный человек не додумается продать и принизить собственную мечту, выставив её на всеобщее любование в социальных сетях или поделившись ею с болтливой подружкой. Габриэль села на ступенях школьного крыльца, как то было для неё привычно, и крепко зажмурилась. Она была встревожена, ей не хотелось ни с кем сейчас общаться. Она чувствовала сильную необходимость разобраться в том, что произошло на экзамене. Она спрашивала себя: «Так, получается, всё оставшееся время я разговаривала с самой собой? Конечно, я говорила с самой собой, но почему-то такие мысли никогда не приходили ко мне в голову. Действительно… это может значить только одно: я скоро помешаюсь. Нельзя было сказать, – она невесело усмехнулась, – что я раньше была настолько уж вменяемой, но я никогда не думала, что я могу сделаться ещё более ненормальной, чем сейчас. Впрочем, кого я сейчас пытаюсь обмануть – снова?! – с тех пор, как я полюбила Эстелла, я совсем потеряла уверенность в себе. Мне самой неизвестно, что за трюк я вздумаю отмочить в следующую минуту. Интересно, это тоже признак помешательства?»

Неподалёку послышалось увесистое топанье тяжёлых ног – на полупустое крыльцо, лишь начавшее заполняться измождёнными учениками, выбрались Тэф и Кумм. Они двое протиснулись сквозь двери, прижимая друг друга массивными плечами к косякам. Оказавшись на свободе, оба обменялись счастливыми взглядами и облегчённо вздохнули полной могучей грудью. Габриэль повернулась к Тэфу и Кумму, смерила их усталым и завистливым взглядом и снова спрятала голову у себя в коленях. Спина её начала ощутимо вздрагивать, ей показалось, что она как никогда близка теперь к рыданиям. Она пару раз с наслаждением негромко всхлипнула, но ни одна слезинка не вздумала показаться из её глаз. Солнце уже не приятно грело её, но жарило.