– Мисс Эстелл! – требовательно проговорил над ухом пронзительный тонкий голос мистера Сёрджа, их учителя математики.

Сёрджу, наверное, было уже много за шестьдесят, его голову полностью убелила седина, голос стал писклявым и ломким, на руках со сморщенной желтоватой кожей появились пигментные пятна, но он, не утратив алгебраической точности, цепкости и хваткости ума, продолжал с успехом преподавать в средней школе имени Альберта Эйнштейна и пользоваться любовью и уважением всех учеников без исключения. Дело было в том, что он единственный – за исключением, пожалуй, всепрощающего директора мистера Мэнокса, – не позволял себе кричать на непослушных ребят и наказывать их. Хулиганам, даже самым отъявленным, почему-то было совестно бесчинствовать на его уроках, и потому они вели себя тихо и примерно. Джоанна, уже узнав об этом от всезнающей Габриэль, боялась всё равно. Как ни был бы хорош и справедлив мистер Сёрдж, он знал, что она – так или иначе – всеми ненавидимая Джоанна Эстелл, Джоанна Эстелл, которую предпочитали называть по фамилии её матери, Санчайз. Многие, чтобы выйти из дурацкого положения, предпочитали вообще не называть её фамилии и обращаться исключительно по имени. В обоих этих случаях Джоанна притягивала к себе новую порцию внимания, хотя она вовсе не желала этого

– Мисс Эстелл, – настойчиво повторил тонкий голосок мистера Сёрджа, – не могли бы Вы продемонстрировать нам верное решение этого уравнения?

Джоанна встрепенулась и мутными глазами взглянула на учителя.

Стоящая у доски Барбара Мэллой со стуком отложила мел в сторону и гневно воззрилась на мистера Сёрджа. Пожалуй, она была единственной ученицей в этой школе, которая откровенно недолюбливала пожилого преподавателя за его честность и справедливость, за то, что он не желал угождать ей и неизменно указывал на ошибки в решении задач, с которыми Барбара, никак, невзирая на усилия многочисленных репетиторов, не могла подружиться. Высокий конский хвост, стянувший длинные обесцвеченные волосы с лёгким налётом странной зелени (Джоанна нахмурилась и потрясла головой: не обман зрения ли это?) взметнулся от резкого движения. Барбара свела вместе изящные дугообразные бровки, щедро прокрашенные тёмным косметическим карандашом.

– Что это значит, сэр? – подчёркнуто вежливо спросила она, растягивая гласные во всех словах сообразно своей привычке. – Я – и неправильно решила уравнение?

– Думаю, мисс Мэллой, Вы можете сесть. Пусть его попробует решить мисс Эстелл, – сказал мистер Сёрдж, жестом отправляя за парту одну ученицу и вызывая другую.

Но, как она ни билась и ни старалась, ей не удалось превзойти Барбару. А ведь ей искренне хотелось в чем-нибудь, в чём угодно, оказаться лучше своей соперницы, гордящейся именно тем, что никак не могло быть поставлено ей в заслугу! А ещё… Она боялась разочаровать мистера Сёрджа, который с такой надеждой в тухнущем стариковском взгляде смотрел на неё… Но самым желанным и самым глупым было её стремление к другому. Она хотела привлечь внимание Мелиссы, выделить себя, показать, что она совсем не такая, как о ней сплетничают с неописуемым удовольствием… Ведь, несмотря ни на что, они должны были быть связаны между собой! Обязательно…

Но Джоанна старалась зря. В бесплодном пыхтении над архисложным уравнением незаметно прокрался мимо урок, а Мелисса так ни разу и не подняла головы от своей тетрадки с загнутыми уголками страниц и изрисованной обложкой. Джоанна пришла к выводу: она должна радоваться, что счастливо и относительно спокойно прожила первую половину дня, и её имя ещё не треплют на каждом углу школы. Впрочем, по гадостной улыбке брата и сёстры Мэллоев, смотревших ей вслед, когда она убегала от них, можно было бы предположить, что надолго это благословенное затишье не растянется. Однако, пока у неё были в запасе спокойные минуты, она употребляла их на то, чтобы наблюдать за приёмной дочерью своего сводного брата, благо что та ни разу не взглянула в сторону Джоанны и не проявила к ней никакого интереса даже тогда, когда математика закончилась, и одноклассники заключили новенькую в плотное кольцо.