– А ты помнишь, как она умерла из-за твоего предательства?

– Скорее, из-за твоего, – холодно оборвал его Бертрам. – Ты виновен в этом. Если бы не твоя опрометчивость и ненависть ко мне, Джинни не погибла бы.

– Моя вина была косвенной, – злорадно хихикнул Энтони. – Она могла бы остаться в живых, если бы ты не прикрылся ею, как щитом. Я заметил, что ты любил прятаться за нею. Всегда во всём ты винил её, ты бессовестно обманывал и унижал её, считая её своей собственностью. Когда же её не стало, ты неожиданно изменил свои взгляды на жизнь, но тогда уже было поздно.

Молчание. И в молчании послышался отрывистый вздох.

– Я изменился, верно, – подтвердил Бертрам. – А тебе, видимо, не суждено стать другим никогда. Вот оно, то отличие, из-за которого я не стану уважать ни тебя, ни твои решения, ни твоих детей, которые во всём берут с тебя пример.

– Бертрам…

– Хватит звонить мне, отец! У каждого из нас теперь есть своя жизнь. Так будь добр, не вмешивайся туда, где ты давно уже не нужен.

Старик потрясённо всмотрелся в трубку, словно она вдруг обернулась ядовитой змеёй и только что ужалила его в самое уязвимое место. Он отказался от своей прежней семьи много лет назад, он думал, что слова Бертрама не окажут на него никакого воздействия, как жестоки они ни были бы. Оказалось, он ошибся. Услышать о том, что его не любит его собственная плоть и кровь, что она его даже не уважает… было больнее, чем он предполагал. В тяжёлом вздохе Энтони отразилась тяжкая печаль. Он понятия не имел, подействовало ли это на Бертрама. Сквозь разделяющее их расстояние он не мог увидеть выражение лица сына.

– Я не был нужен тебе? – горько спросил он. – Всё это время?

– Именно, – безразлично подтвердила трубка.

– Что ты за сын…

– Во всяком случае, не хуже отца, – бесстрастно парировал Бертрам.

Хриплые гудки зачастили один за другим. Медленно, как во сне, ошарашенный Энтони повесил трубку на рычаг и отступил к окну. Его лоб покрыли новые, прежде незаметные, морщины – верные признаки старости. Безразлично наблюдая за розовеющими на востоке облаками, он стоял в мрачном молчании и думал. Мысли его были столь же мрачны, сколь и его лицо. Сколько лет он убегал от правды! Он действительно скучал по Регине и Бертраму – тем, кого бессердечно бросил и, возможно, даже свёл в могилу. Внутри царила пустота, а он, и не пытаясь прислушаться к своему сердцу, заполнял эту пустоту бессмысленными развлечениями. Он скатывался всё ниже и ниже. Некогда все в этом городе уважали его. Теперь последний нищий с презрением отвернулся бы от него, хотя он оставался почти так же богат, как и в прежние времена. Видимо, он сделал нечто непоправимое… Расставание с Региной стало поворотной точкой в его судьбе. Кому он нужен теперь? Даже собственный сын, в прошлом – его отрада и лучший друг – теперь смотрел на него с отвращением. Но в чём крылся корень его проблем? Джилл вовсе не плоха, скорее, она была даже замечательна. Почему Литтл-Мэй восстал против их отношений? Энтони раздражённо встряхнул отяжелевшей головой. С чего это он был обязан прислушаться к мнению большинства бестолковых горожан? Он волен был устраивать свою жизнь по собственному усмотрению, нравится им это или нет!

Приняв такое решение, Энтони поспешно опустился в мягкое кресло. Солнце уже поднялось за горизонтом, и его тёплые, робкие лучики обласкали подоконник. Миг – и они почти стеснительно заглянули в остывшую комнату. Вдруг Энтони показалось, что он вернулся на сорок лет назад, и они с Региной, оба молодые и полные сил, сидят в гостиной в его особняке на Центральной Площади. Тогда он ещё любил свою жену. Она была молода, умна и красива, она могла зачаровывать и подчинять одним взмахом ресниц. Наверное, ей удалось затащить его под венец лишь благодаря своему мощному личному обаянию. Другого объяснения этому торопливому и безрассудному браку он не находил. Уже спустя пять лет он окончательно охладел к своей супруге. Она оказалась не только притягательна, но также властолюбива и самоуверенна. Она совсем не подходила буйному, весёлому Энтони по темпераменту. С течением лет он даже возненавидел свою жену, освящённая в церкви связь с которой налагала на него определённые обязательства. Но сегодня, когда её не было на свете уже много лет, он не чувствовал к ней того отвращения, что было прежде. Нет, он словно вернулся в более счастливое и беззаботное прошлое. Он помнил, как однажды они, молодожёны, вместе молча наблюдали за тихим городским рассветом. Тот рассвет навсегда запечатлелся в его памяти… почему? Он вздрогнул: похоже, некая тень проскользнула у его уха… Он стремительно обернулся.