Вряд ли переезд решит все мои проблемы, скорее, создаст новые, но под лежачий камень вода не течёт.

А ведь я совсем недавно был на этом вокзале, выходил из вагона с каким-то радостным ощущением от хорошо сделанной работы. А потом — раз! И радужная картинка побледнела.

Кассирша меня узнала (ну да, я ведь успел навести тут шороху в прошлую поездку), сразу сделалась самой любезностью. Она ведь не знала, что «корочек» опера в моём кармане больше нет, что я — рядовой гражданин РСФСР, ставший «перекати-полем».

Взяв билет, пошёл в «коммерческий» магазин — надо посидеть со Степановной, проститься по-человечески. Если нормально устроюсь в Питере, перетащу к себе — после всего, что она для меня сделала, не хочется оставлять её одну. За эти дни мы буквально сроднились.

О своём решении я ей сообщил ещё вчера, когда вернулся из милиции. Степановна жутко расстроилась, хотя вида старалась не подавать, однако я слишком хорошо успел её изучить.

Набрав в магазине колбасы, сала, чая, сахара, конфет и прочих угощений к столу, нанял извозчика и покатил с подарками домой. А ведь я действительно привык уже считать его своим домом.

— Вас как — с ветерком прокатить? — обернулся ко мне извозчик.

— Можно и с ветерком, — согласился я.

— Тогда с богом!

Ещё на подъезде к дому Степановны я заметил знакомый автомобиль и не удивился, когда навстречу мне вышел Смушко. Хотя, если честно, видеть его здесь было странновато, тем более уже вчера мы с ним успели обстоятельно переговорить. Полундра был прав — Кравченко твёрдо стоял на моём пути. Казалось, в мире нет силы, способной его сковырнуть.

— Здравствуй, Жора! — Лицо Смушко расплылось в широкой улыбке.

— Здравствуйте. Чем обязан? Неужели проводить приехали?

— Так ты всё-таки собрался уезжать? — погрустнел начальник уголовного розыска.

— Да.

— И когда?

— Уже сегодня. Даже билет купил. Пойдёмте внутрь, посидим — я отвальную устраиваю.

— Погоди Жора с отвальной.

— А что? — замер я.

— Кое-что изменилось.

— Только не говорите, что Кравченко сняли.

— Кравченко никуда не делся.

— Тогда для меня лично ничего не изменилось. Нам с ним в одном городе слишком тесно.

— А никто и не говорил про один город, — Смушко хитро прищурился.

— Я вас не понимаю.

— Пойдём, прогуляемся, — он бросил взгляд на небо. — Дождь как раз закончился.

— Хорошо, я только покупки в дом занесу.

Зайдя в дом, первым делом обратил внимание на лицо Степановны. От намётанного взгляда не укрылось, что она недавно плакала: глаза её покраснели и припухли. Сердце сжалось от боли и переживаний за эту прекрасную в своей доброте женщину.

Я обнял её и поцеловал в щёку.

— Степановна, я выйду ненадолго. Ко мне тут бывший начальник заехал…

— Так пусть в дом заходит, — всплеснула руками она.

— Не хочет чего-то. Мы с ним слегка проветримся, а там будет видно — может, и вместе зайдём. Да, это вот тебе, — я положил на стол авоську с продуктами.

— Ой, Жора! Ты же кучу денег, небось, оставил.

— Ничего страшного, Степановна. Один раз живём.

— Это ты верно сказал: один раз жизнь нам дадена. Ну, давай, погуляй — только недолго, а я покуда стол накрою. Билеты-то купил?

— Купил, Степановна.

— И когда поезд?

— Уже сегодня.

— Сегодня, — вздохнула она.

Мне снова стало как-то не по себе.

— Ты не расстраивайся так. Как только устроюсь — за тобой приеду.

— Зачем я тебе нужна, перечница старая?

— Глупости не говори, Степановна. Всё, пора мне — скоро вернусь! — ещё раз обняв Степановну, я вышел из дома.

— Только не простудись! — донеслось вслед.

Прямо как мама, Царствие ей Небесное! Та тоже часто напутствовала меня такими словами и укутывала в три слоя одежды.