Однако на этот раз произошло нечто невообразимое.

– Товарищи, прежде чем мы перейдём к вопросу, заявленному в повестке дня, – чётким голосом произнёс Лазаренко. – Я выступлю с заявлением.

Он посмотрел на присутствующих и немного задержал взгляд на Александре. Пять человек ждали, полагая, что он передаст какое-то срочное сообщение из райкома. Хвостов, который вёл протоколы собраний, готовился записать, что все они единогласно поддержали или осудили неожиданную новость.

То, что сказал Лазаренко, повергло присутствующих в шок.

– Товарищи, я хочу заявить, что Коммунистическая партия Советского Союза полностью дискредитировала себя и по сути стала сборищем предателей советского народа и примкнувших к этому сборищу попутчиков…

Андрей Юрьевич перевалился в кресле с одной половины ягодицы на другую, ещё не уразумев, действительно ли он услышал то, что услышал, или немыслимое померещилось.

В таком же состоянии пребывали и все остальные. Лазаренко продолжил:

– Как человек порядочный и честный считаю своим долгом сложить с себя полномочия секретаря парторганизации, сдать партбилет и объявить о своём выходе из рядов членов КПСС. Вот здесь партийная касса и полный кассовый отчёт. Партбилет кладу на стол.

Он подвинул на середину стола целлофановый пакет с деньгами, журнал учёта, выложил красную книжицу, встал и, ни на кого не глядя, вышел из кабинета.

Первым пришёл в себя дядя Паша.

– Предатель! Изменник! Таких расстреливать нужно! – закричал он.

Дядя Паша вскочил и рванул вдогонку за Лазаренко. Александр бросился за ним и поймал старого партийца на выходе из кабинета.

– Предатель! Иуда! – кричал тот, отбиваясь от Хвостова.

Управляющий вышел из ступора.

– Павел Семёнович, Павел Семёнович, успокойтесь, пожалуйста. Сядьте на место.

Голос Андрея Юрьевича заглушало кудахтанье обеих бабулек.

Хвостов отвёл бушевавшего дядю Пашу к столу и усадил на стул. Управляющий постучал по чайному блюдцу и, добившись тишины, сказал:

– Товарищи, ну что тут поделаешь…

– Расстрелять гада! – выкрикнул дядя Паша.

– Это мы отдельно разберёмся, – ответил Андрей Юрьевич.

По его растерянному лицу было видно, что он понятия не имел, как разбираться с Лазаренко. Тот только формально являлся сотрудником отделения. По заведённым правилам отдел инкассации не подчинялся управляющему, а контролировался управлением инкассации головной конторы.

– Иуда, – чуть слышно промолвил дядя Паша.

– Товарищи, в сложившейся ситуации единственным выходом я считаю назначить… То есть, простите, избрать секретарём парторганизации отделения Александра Борисовича Хвостова…

– Правильно, правильно, он молодой, – прокудахтали бабульки.

Дядя Паша промолчал.

– Возражений нет? – спросил Андрей Юрьевич.

Против никого не было.

– Так что, Александр Борисович, теперь секретарь парторганизации вы, – заключил Вешняков. – Вы уж теперь сами и протоколы ведите, и всё это дело берите на себя.

– Спасибо, товарищи, – ответил Хвостов, ещё не решивший, радоваться или огорчаться. На всякий случай он добавил. – Обещаю, что не подведу…

– Тогда на этом всё, – объявил Вешняков.

Бабульки и дядя Паша, шумно двигая стулья, поднялись из-за стола.

– Подождите-подождите! – воскликнул Хвостов. – Там же Юлия Вячеславовна в приёмной ждёт.

– А что ж она ждёт? – буркнул Вешняков, но вдруг оживился. – Вот видите! От одного отщепенца от партии не убыло. Один сдал партбилет, а другая получит.

Реакция Акулова стала ещё большей неожиданностью для Александра, чем само избрание его секретарём партячейки.

Дмитрий позвонил под конец рабочего дня и сказал, что собирается вечером в гости. Александр предупредил Ингу, и они вдвоём ждали Акулова. Хвостов рассказал о случившемся на партсобрании.