– Выяснить, насколько хватает моих способностей. Есть ли какие-то ограничения по силе или длительности воздействия, нужно ли мне восстанавливаться после каждого успешного чародейства и т. д. и т. п.

– Пункт первый реализовать, желательно, без заметных и далеко идущих последствий.

– Придумать, как жить дальше.

Таким образом, «кто виноват?», мы худо-бедно прояснили. Осталось только выяснить «что делать?». К реализации первого пункта можно было приступать в любой момент. Но я очень серьёзно задумался над вторым. Первая эйфория уже прошла, и очень хотелось не наломать дров по неосторожности.

Ага, вот к примеру… Я сотворил себе кружку кофе с молоком и два горячих бутерброда – с копчёной колбасой и сыром, сверху присыпанных мелко порубленной зеленью. Бутерброды издавали такой аппетитный запах, что от холодильника, где лежал притихший Добрыня, донеслось жалостливое «У-ваф-ф!». Я покосился на пса и сотворил тазик с мелко порубленной говядиной.

Кошка изображала спящий режим.

Добрыня встал, понюхал предложенное угощение и неожиданно заявил:

– Ты бы, хозяин, это… кофе бы не пил, что ли.

Я покосился на кружку. Что-то мне кажется, или оттенок у напитка какой-то неправильный? Да и бутерброды уже не показались такими аппетитными. Вдруг я действительно сотворил что-то ядовитое?

– А что – что-то не так? – уж лучше в холодильнике порыться, чем сразу нарваться на второй пункт собственного плана.

Кошка приоткрыла левый глаз.

– Да нет, – Добрыня смачно зачавкал говядиной, – просто, говорят, он на здоровье плохо влияет.

Зверьё покатилось со смеху. Причём Варька чуть не свалилась со своего места, а Добрыня подавился и начал потешно откашливаться.

– Блин, шутники, перепугали! Вот так вам и надо! Будете знать, как надо мной потешаться.

– Ну, прости, хозяин, – Варежка потянулась, спрыгнула на пол и присоединилась к собачьему завтраку.

– Кстати, что вы заладили с этим хозяином – как-то неприлично. Теперь, по крайней мере… Зовите по имени, что ли. Меня, между прочим Василием зовут, если кто не знает.

– Я знаю, – собак на миг оторвался от еды. – Во дворе слышал.

– Точно. Я буду звать тебя Васькой – типично котовое имя, – чувствовалось, что кошке всё ещё хочется похохмить.

– Ладно, зовите, как хотите, – я доел рукотворный, в прямом смысле этого слова, завтрак, и меня наоборот охватило сонливое блаженство. Может истощился какой-нибудь маномагический резерв, а может сказывался банальный недосып. – Пойду-ка я посплю пару часиков. Никуда от меня теперь ваш континуум не убежит.

– Не убежит, – философски согласился Добрыня, – а я, пожалуй, во двор пойду – жарко у вас тут.

– Подожди, я с тобой, – кошка закончила умываться и потянулась.

Я выпустил своих животинок, закрыл дверь, и, добредя до кровати, провалился в глубокий здоровый сон.

* * *

Бабка Зинка была грозой всей нашей деревни и ещё двух соседних, давно сросшихся вытянувшимися вдоль дороги улицами.

Во-первых, она знала всё и про всех, помнила по именам не только местных жителей, но и их родственников, проживающих на всей территории России и за рубежом. Ей были известны клички всех собак, кошек и прочей значимой живности посёлка. Ко всему, она была профессиональной сплетницей, работающей из чисто спортивного интереса, и получающей от этого огромное удовольствие.

Во-вторых, каким-то мистическим образом, она умудрялась промелькнуть в одно и то же время на совершенно противоположных концах селения. Правда и её звучный голос было слышно издалека, что позволяло, при необходимости, загодя укрыться от её пристального внимания.

В-третьих, постоянно у кого-то занимала, а у кого-то и просто так стреляла мелкие суммы. Вроде как рублей десять-двадцать и не жалко, но просила Зинка регулярно, отдавать не торопилась, и со временем набегала приличная сумма. Впрочем, у неё не стояло целью скопить ни на особняк, ни даже на подержанный жигулёнок. На все добытые деньги бабка добросовестно покупала семечки, которые в неимоверных количествах уничтожала с помощью оставшихся у неё четырёх зубов.