На долю секунды представил себе выражение лиц посольских чекистов: «Торой били? А она что, такая толстая?», «Да ладно… Показывали нам эту Тору на спецкурсе… Ну, нормальная книга, типа „Как закалялась сталь“… Вот ведь, суки продажные, так на Родину клеветать!».

Какой смысл в работе, если ни грамма кайфа.

– Ты что, правда все это ей…

Голова JC гудит и светится. Он еле сдерживается, ему хочется подскочить и выдать пару коленец из незнакомого балканского танца, с подпрыгиванием, и хлопанием, и покрикиванием. Хей! Хей! Хей!

– По-моему, время врать еще не пришло. Так и сказал, причем без единого собственного имени или фамилии.

– И она не спросила тебя, как называется твое скучнейшее агентство и где оно находится?

– Ага, вот это прикольно: она спросила меня, как далеко моя работа от нашего места встречи и разве мне не надо вернуться на рабочее место после обеда.

О господи, и как же она заикалась и шептала, когда она задала этот вопрос. Бедная девочка, эта работа не для нее. Во-первых, она получит втык за то, что говорила слишком тихо и неразборчиво и ничего не разберешь. А мне чекисты должны премиальные: я выговаривал каждое слово громко и отчетливо. И чтобы у нее пленка не кончилась в сумочке. Как подумаешь, какие премиальные эти паршивцы получат, анализируя каждую мою паузу, каждый изгиб интонации. Я ведь так старался, так притворно колебался-запинался – говорить или не говорить то-то и то-то.

«Все в порядке, не волнуйся, – сказал я ей, – у меня сегодня библиотечный день, и я еще полдня взял за свой счет, съездить к тетке в Нью-Йорк, что-то она разболелась, в ее возрасте шейка бедра – это не хухры-мухры…»

В свою очередь я осведомился, что именно она делает в посольстве. Продолжая бормотать и пялиться на гальку под скамейкой, она поведала, что ее работа тоже была не самая увлекательная – печатать бумаги и раскладывать их по папкам в алфавитном порядке… Я не спросил, что именно она печатала и куда раскладывала; ясный перец, печатать отчеты нелегалов ей бы не доверили. Ниже ее в служебной табели о рангах не было никого. Самое ответственное, что ей могли поручить, – печатать бухгалтерские отчеты.

– Но это тоже может оказаться полезно, – заметил JC.

– Может. Но зачем размениваться? Там есть добыча поинтереснее.

Я остановился, чтобы не сказать лишнего. На самом деле Анечкино описание ее обязанностей было не совсем правдиво. То есть, конечно же, ей было скучно, кто бы сомневался, но вряд ли ее обязанности сводились к пишмашинке и папкам. Машинисток не посылают на приемы в посольство. Их не приставляют к атташе по Икролесу, который разъезжает по Калифорниям. Для этого нужен доступ повыше. Что если я подошел к Женечкиному описанию слишком легкомысленно, и Чапайкин-старший был действительно генерал КГБ? Тогда она должна была быть как минимум референт. Как она незамужняя в посольство попала? Поэтому даже если она и говорила правду о печатании и раскладывании по папкам, это было всего лишь начало, испытательный срок, и клянусь богиней разведки Матой Хари, ее звезда просто ринется в стратосферу, как только она завербует этого глупенького америкоса, который жить без нее не может!

Но ободрять JC таким анализом было преждевременно. Как говорил наш сосед по площадке Митрич, «каждому овощу своя база».

– В любом случае, – подытожил я, – мы встречаемся на ланч ровно через неделю. Она у меня из рук будет есть, чем не прогресс? Кстати, я упомянул ей, что (с эдакой благородной горечью, которую я изображаю мастерски) как жаль, что я не могу отвести ее в The Capital Grille, но я таких денег не зарабатываю, хотя, может, и заслуживаю бо́льшего, потому что от гребаного американского правительства справедливой компенсации хрен дождешься – слова, которые в ушах вербующего агента должны прозвучать как We’re the Champions группы «Квин».