С перестрелкой получилось хуже. В те же дни, передвигаясь от лесополосы к лесополосе, они напоролись на отряд, шедший им наперерез. Огонь открыли одновременно. По ходу боя каким-то образом выяснилось, что с той стороны свои. К этому моменту счёт уже был два один в пользу чужаков, слава Богу, только раненными средней тяжести.

Ответственность за то паническое отступление мои друзья возлагали полностью на атамана Козицына:

– Прикинь, просыпаемся – вокруг никого. Козицынские герои ночью снялись и ушли. Молча! Никого не предупредив! Перед нами танки ползают, а у нас всё, чем есть отбиваться, – РГД! Пидорасы!

После дебальцевской эпопеи мои сослуживцы конвоировали топливные колонны от российской границы в Донецк. Занятие это было довольно нервное, и бойцам дали немного отдохнуть, временно переведя дружную троицу в штабной караул, в Снежное, где я их и застал.

Иван Домнин – светловолосый, голубоглазый, крепкого телосложения мужчина сорока пяти лет. Носит кепку с длинным козырьком, что вкупе с продолговатым, несколько вислым носом делает его похожим на «лесного брата» из советского кинофильма про послевоенную Западную Украину. Он местный, грабовский. Думаю, это основная причина, по которой его назначили старшим над нами.

Домнин полностью соответствует своей фамилии: глава большого дома, сюзерен многоголовой семьи. Домашнюю челядь – жену, дочерей, внуков, зятьёв и прочих приживалов – держит в строгости. По местным меркам – куркуль: просторная хата, новое импортное авто, приобретённое незадолго до войны в автосалоне Донецка, пасека, огород. Истинный трудяга: всю жизнь вкалывал на шахте, прошёл все шахтёрские профессии, успевая подрабатывать в колхозе и поднимать личное хозяйство. Неглуп и очень уверен в себе. Характера неуживчивого, словоохотливо сварлив, человек настроения. Изъясняется скороговоркой, обходясь матом и словами, обозначающими органы выделения. Чуть проносит твёрдую «л».

Юра травит анекдоты о легендарной жадности грабовских. Делается это, очевидно, не без намёка на единственного представителя этого села среди нас.

– У грабовских вместо паспорта – мешок. Грабовец идёт срать – берёт с собой мешок: «А вдруг что по дороге попадётся?!» – с серьёзным, даже одобрительным видом говорит Юрий.

В этом аспекте Домнин достойный представитель своей малой родины – прижимист. Хотя можно понять и по-другому – предусмотрителен. Длительность войны, её исход – неизвестны, и Иван проводит вынужденную политику жёсткой экономии. Шуткам Ваня не обижается и хохочет со всеми наравне:

– Да на хую я вертел, в рот тебя.

Наконец, мы на месте. Лёжку оборудуем в зарослях дикой груши. Хозяйство Домнина отсюда видно без окуляров.

С недавних пор здешние места трагически известны на всю планету как район падения сбитого украинскими ПВО малазийского «Боинга». По всему полю подсолнухов, на краю которого мы залегли, разбросаны обломки рейса МН17. Кругом валяются куски салона, элементы обшивки, шасси. Поначалу у нас даже возникает мысль насобирать подушек от пассажирских кресел и соорудить из них топчан, но из суеверных страхов мы от неё отказываемся.

Крыло лайнера и большой кусок развороченной кабины лежат прямо у дороги, ведущей в деревню. Это излюбленная точка съёмочных групп всего мира – тут без особого риска можно делать репортажи на фоне эффектной «картинки». Иван и Юра рассказывают, что пока они были при штабе, то несколько раз обеспечивали здесь охрану репортёрским командам. Однажды, узнав в очередных журналистах поляков, мужики, ради хохмы, стали между собой громко обсуждать идею загнать «пшеков» в подсолнухи и там расстрелять. Группа, роняя аппаратуру, бросилась к микроавтобусу.