Я был польщен таким доверием и одновременно приведен в замешательство относительно лиц, которые мне предстояло назвать. Но когда император пригласил меня присесть у его стола и предложил составить список в его присутствии, я назвал имя князя Ксаверия Любецкого от Гродненской губернии, Томаша Вавжецкого от Виленской, Винцента Гецевича от Минской, Шадурского от Витебской, Людвика Плятера от Могилевской, князя Казимира Любомирского от Волынской, Тадеуша Чацкого от Подольской и Адама Ржевуского от Киевской.

Император предложил заменить последнюю кандидатуру на сенатора Козловского и, расспросив меня о тех, кого он не знал, забрал список. Напоследок он пообещал распорядиться, чтобы эти депутаты как можно быстрее собрались в Петербурге.

9 января император спросил у меня, довольны ли дворяне Вильны рескриптом, который он передал через меня… Я ответил, что ждал удобного случая, чтобы выразить Его Величеству их глубокую признательность, и добавил, что эта благодарность будет вскоре разделена всеми литвинами, когда они ознакомятся с рескриптом, которым Ваше Величество изволили удостоить депутата Гродненской губернии князя Любецкого.

Я также сказал императору, что сужу о впечатлениях моих соотечественников по выражениям их признательности за акты справедливости и благорасположения Его Величества. В конце разговора, будучи в волнении от охвативших меня чувств, я сказал, что не существует более барьеров между российской столицей и самыми отдаленными провинциями империи; что толстый занавес, скрывавший где-то вдалеке добродетели государя, представляя его лишь в величественном облике силы и страха, исчез после того, как, несмотря на все препятствия, все увидели его добрые дела, и появилась уверенность, что Его Величество относится к своему званию «отца народа» как самому замечательному символу его верховной власти.

18 января 1812 года я передал императору следующее письмо:


«Государь, вчера до меня дошли новости от г-на Вавжецкого из Вильны, который обрисовывает ужасную картину царящей в Литве общей нищеты.

Вот уже несколько лет, как в этой провинции нет денег, но, по крайней мере, здесь еще было зерно. Засуха этого года полностью погубила посевы.

Во многих местах помещики вынуждены кормить своих крестьян. Для весеннего сева трудно найти ячмень, а пшеница, учитывая ее нехватку, должна сильно подняться в цене. Печальная перспектива в преддверии начала войны!

Доклады, которые Ваше императорское величество получает из Литвы, должны, разумеется, подтверждать то, что я описал, однако, если не существует способа избавиться от общего несчастья, виной которому стал каприз природы, то было бы достойно сердца Вашего императорского величества сделать его последствия менее зловещими и добавить ко всем своим благодеяниям акт справедливости, введя своим указом разрешение на взимание налогов зерном, прилагаемое к настоящему и т. д., и т. д.

Жители Литвы просят этого, стоя на коленях. Что касается меня, то, не привыкнув получать отказ от Вашего императорского величества всякий раз, когда имел счастье говорить от их имени, я беру на себя смелость возложить их просьбы к стопам Вашего Величества».


27 января император вызвал меня, чтобы сообщить, что в восполнение нехватки денежной наличности и облегчения способов расчетов жителей Литвы с государством он отдал распоряжение о взимании части налогов в Литве продовольственным и фуражным зерном.

Он также сказал, что представленный ему проект конституции для Польши его не устраивает, и что он желал бы, чтобы я занялся разработкой нового проекта. Я признался императору, что уже на протяжении нескольких месяцев работаю над этим проектом вместе с князем Любецким и графом Казимиром Плятером, и что почти все материалы конституции были нами обсуждены и подготовлены для представления Его Величеству.