А посыл у них простой:
древесина надобна державе,
чтобы делать из неё бумагу…
…и трактаты издавать…
(всё для славы,
всё на благо —
век свободы не видать!)
История тринадцатая: Надеюсь – последняя
…и исчез Дурак!
(как же так?
Я к нему уж привыкнуть успел)
То ли он, Дурак, поумнел —
дельным стал, пробивным…
…то ль авторитетом блатным…
…то ли песни на Шансоне запел…
Есть иная ещё стратагема —
может, придавило Дурака
неумело подпилённой страницей
будущей великой поэмы?!
(сбросил жизни конь седока,
обесчещен лох судьбою-блудницей)
…а может просто Дурак
перестал дурачиться…
(Так!
Поголовно все осереднячатся)
…обзавёлся семьёй и работой,
заразился зевотой, икотой…
…у него склероз, целлюлит, артроз,
и проказничать пропала охота…
Чудный сад взрастил, барахлом оброс,
дом купил Дурак в ипотеку
и машину в кредит с прицепом —
в общем стал обычным Никаким Человеком…
Но эта история совсем не об этом!
(мне прощаться с Дураком нелегко,
умным жить —
не слыть! —
то нелёгкое бремя)
Но в последнее время
развилось слишком много подлинных дураков.
Кто они? его дети? его подражатели?
дурацкого дела его продолжатели?
или просто наступило их Время?
Время Дураков!
(может, бросить все дела – и в стремя,
на коне в страну борделей и кабаков
ускакать…
в общем, быть в теме!)
А у вас никогда не возникало такого ж желания?
Нет.
Может быть, оно и к лучшему…
Значит, не для вас дурацкое это послание,
Значит, всё к финалу идёт злополучному
благополучному…
P.S. «На лице моём закадычный враг
написал всего одно слово,
ярким росчерком во весь лоб: «Дурак!»
Ну, дурак, дурак… Что такого?
Дураков клеймить разве ново?
Об одном забыл торопливый враг —
что царевичем стал Иван-дурак!»
<1995—2021>
Сказъ про глупаго Иоанна —
(три дня из жизни российского алкоголика)
История Ивана —
баламута и буяна,
что был реже трезв, чем пьян,
злополучный Чемодан,
бабку Глашку
да Рубашку,
сверхнадёжную Подтяжку,
кошку Муську,
с супом Миску
да престранную Записку…
Ѻгородников Иван и забытый чемодан
(день первый)
Огородников Иван —
буйных пьянок ветеран,
брёл в унынье и расстройстве,
потому что был не пьян.
Злой недуг сразил Ивана,
под названьем «брешь кармана»…
(Это, в общем, ни смешно,
ни плачевно и ни странно.
Сей болезнью полстраны,
коль не более, больны.
За какого-то Ивана
нет ни боли, ни вины…)
Ничего нет у Ивана,
кроме вечного изъяна,
многочисленных долгов,
бодуна поутру рано
да под вечер синяков.
Пропил всё и ум, и кров…
(Но иные пропивались,
оставаясь без штанов!)
Нет ни дома, ни жены…
Но осталися штаны,
правда, с дырами, но дыры…
… -то не каждому видны.
И, к тому же, у Ивана
были туфли, как ни странно,
и засаленный пиджак
от Кардена иль Кордана —
всё равно… (не в этом дело)
И, пускай, надет на тело,
без рубашки был пиджак, —
зато тело не потело!
Огородников Иван —
баламутище, буян —
брёл в молчанье и смиренье,
потому что был не пьян…
Но увидел, вдруг, Иван,
что (на радость? Богом дан)
возлежит у тротуара
на газоне чемодан.
И тихонько боком, боком,
тайной сапой ли, наскоком,
подобрался наш Иван,
подобрал и хитрым оком
поглядел, кто есть окрест,
совершил рукою крест
и рванул, что было силы,
напрямик, наперерез…
Прямо в комнатку на Мойке,
ту, в которой, кроме койки,
табурета да стола, были:
Библия на полке
да иконка (я не лгу)
с Божьей Матерью в углу;
да ещё для кошки Муськи
грязный коврик на полу;
на стене динамик рваный,
что будил поутру рано;
полтарелки на столе;
да под койкой три стакана.
В комнатушку шмыг скорее,
понадёжней запер двери,
вскрыл отвёрткой чемодан…
Ну а там…
(«Кому же верить?
Что такое? Гадом буду,