Словом, врач озвучил краткую инструкцию «Как адаптироваться к образу жизни немощных», а дальше дело обстояло за самим инвалидом. Каждый «новичок» среди персон с ограниченными возможностями справлялся с бедой по-своему. Для многих это не было знаком свыше и те попросту немного меняли образ жизни, в целом продолжая жить размеренной и довольно счастливой жизнью. Кто-то начинал бороться с депрессией посредством алкоголя, стараясь заглушить в себе мысли о собственной немощности. Кто-то умудрялся извлекать из этого выгоду, ведая широким массам об обстоятельствах несчастного случая, чтобы засветиться в СМИ. А кто-то не справлялся с переменами, свалившимися на плечи, и заканчивали своё существование собственной инициативой.

Кэролайн Хант не была слабой духом женщиной. Мысли о суициде никогда не посещали её. Хоть она и была сломлена, она никогда не задавалась вопросом «А что, если?» каждый раз, когда вставал вопрос «А что дальше?».

Мощным антидепрессантом для Хант была её соседка и подруга Лиззи. Юная и энергичная Элизабет Уильямс была неотъемлемым персонажем в жизни Кэрол. Её позитивный настрой и задорный нрав всегда приободряли слабую Кэрол, хоть она и не всегда признавалась ей в этом. Лиззи была тем самым персонажем, которая могла играть второстепенную роль в ярком и эпичном фильме, но без которой этот фильм не имел бы и половины успеха. Её жизнерадостность придавала Кэрол сил, помогала ей не завянуть, как обделённый вниманием цветок.

Больше всего писательница ценила в ней то, что Лиззи не даёт развиваться её виктимности – синдрому «жертвы», страдающие которым чувствуют себя обделёнными и «пострадавшими», и требуют от всего мира оплаты некого долга за их мучения. Кроме того, Лиззи всячески помогала ей и делала это так, словно Кэрол – её родная сестра, которая оказалась на временном перепутье из-за лёгкого недуга, подкосившего её эмоциональное состояние.

Самым неоценимым в отношении Лиззи к своей соседке было то, что она не видела в ней ущербного человека, лицо с ограниченными возможностями. Она помогала, не пытаясь навязать свою помощь там, где она могла справиться сама. Помогала, ничего не требуя в ответ. Соседка всегда оказывалась рядом, когда Кэрол необходимо было помочь, но своим отношением к ней никогда не давала ей задуматься, что видит в ней немощного инвалида.

Кэрол взялась за обод колеса и толкнула его, направляя коляску в сторону входной двери.

– Спасибо, Лиз. Не знаю, зачем тебе это. Ты чудо.

– Уже пора?

– Да. Будь не ладны эти собрания для… Как их там… Лиц, перенесших эмоциональные потрясения.

– Может встретишь там кого? – подмигнула Лиззи.

– Если бы не наставления того психолога, я бы ни за что не попёрла на эти дурацкие собрания. Да и какие там могут быть мужчины, Лиз? Ты чего?

– По-твоему среди инвалидов не может быть нормальных мужчин? – снова услышался сарказм в голосе Лиззи Уильямс.

– Я такого не говорила.

Лиззи взялась за ручки коляски, повела её вперёд и колёса преодолели дверной порог. Дверь в квартиру закрылась и на кухне остался стыть второй стаканчик с кофе.

Вид на улицу был потрясающий. С крыльца подъезда дома, где жили Элизабет и Кэролайн, открывалась дивная панорама проезжей части, уходящей вдаль, с осенними листьями по обе стороны дороги, по которой семенили тяжёлые американские седаны. Бостон в эту пору был поистине великолепен. Тротуары были вымощены каменной кладкой, напоминавшей центральные площади в далёких европейских столицах. Фонари у дороги были выполнены в традициях старой Америки – строгие формы, металлические дужки, державшие плафоны, неизменно выкрашенные в чёрный цвет и лампы с тёплым светом, напоминавшим свет рождественских огней на ели. Сам дом был построен ещё в середине пятидесятых годов. Кладка из тёмно-бурого кирпича не только являлась отличным материалом для строительства, но и отлично украшала фасад здания. Окна были обрамлены белыми наличниками, что делало здание выразительнее и изящнее. Высокие вязы и клёны в это время года обретали лимонно-золотой окрас и превращали улицу в некий коридор фестиваля Холи