Она: Правда?

Он: Да, потому что сию минуту мы отправляемся с вами к ближайшей помойке за объедками к завтраку. Жрать хочется.


Она обиженно отталкивает его.


Она: Да ну тебя!

Он: Не нужно тебе никакое хорошее платье. В нем ничего не подадут.

Она: Если ты решил закончить свои дни на помойках, то можешь так и сделать! А я уеду в Италию и буду играть в цирке!

Он: О, пожалуйста, не начинай про свечи…


Она с умилением достает из своего мешка коробку с бенгальскими свечами, осторожно открывает ее, начинает разглядывать.


Она: Если продать их, этого хватит на дорогу и на новую одежду.

Он: Ни кто не покупает свечи у оборванцев. Для этого есть свечные лавки.

Она: Я же говорила, это не обычные свечи, а бенгальские! Говорят, они не просто горят, а испускают красивый сноп искр.

Он: Вот только не известно, горят ли они вообще. Чтобы это проверить, нужно их сжечь. Но тогда нечего будет продавать.

Она: Если бы у меня было приличное платье, я бы взяла плетёную корзинку, и могла бы сойти за одну из продавщиц, что торгуют цветами у моста. И тогда бы мне поверили.

Он: Они там стоят целый день, и ни кто ничего у них не покупает. Давай уже съездим чего-нибудь, и я пойду просить милостыню.


Он достает краюху хлеба и кабачок. Она тут же прячет свечи и придвигается к нему.


Она: Ух ты, пируем!


Он убирает провиант за спину, весело смотрит на нее.


Он: Меняю на одну свечу, что испускает красивый сноп искр!


Она пытается выхватить у него еду.


Она: Я могу предложить нечто другое.

Он: Что же, интересно, ты можешь предложить?

Она: Что-то погорячее свечей…

Он: Разве может быть что-то горячее свечей?


Она лукаво на него смотрит, а затем небрежно отправляет ему воздушный поцелуй.


Он: Это … как-то совсем прохладно!

Он. Садится. Она улыбается, подходит и быстро целует его в лоб.

Он: Так гораздо теплее, да, но я всё ещё мёрзну…


Он закрывает глаза, подставляет губы, ожидая поцелуй, но она ловко выхватывает у него хлеб, толкает его и со смехом убегает.


Он: Ах ты!..


Он поднимается. Смотрит на кабачок. Обращается к нему.


Он: Испеку-ка я тебя, брат и съем. Ты ведь не станешь испускать красивый сноп искр или предлагать мне что-то погорячее…


Он уходит. Входит она, доедает хлеб. Подходит к его мешку, начинает там рыться.


Она: И правда, ничего больше нет…


Извлекает из него нож. С удивлением и интересом разглядывает его, затем прячет обратно. Берет его куртку, нюхает.


Она: Фу… Надо бы это постирать.


Слышен его голос.


Он: Если ты ее тронешь, я закажу заупокойную службу падре Лоренцо в твою честь!


Она от неожиданности бросает куртку. Он входит, неся хворост. Кладет в потухший костер, но не поджигает.


Она: Но она воняет! И … Ты ведь не поступишь так со мной?

Он: Если я буду хорошо пахнуть, мне меньше подадут.

Она: Даже ради того, чтобы заработать на пропитание, не следует дурно пахнуть.

Он: Это же не я так пахну, а куртка.

Она: Когда она на тебе – разницы ни кто не заметит.

Он: Даже ты?

Она: Нет, я-то замечу.


Он прижимает ее к себе.


Он: А до других мне нет дела.


Она кладет ему голову на плечо, затем отстраняется и вопросительно на него смотрит.


Она: А где тот жирный кабачок?

Он: Я его съел.

Она: Так вот почему ты такой благодушный, не смотря на свою подагру! Ты что, съел его сырым?


Он довольно улыбается.


Он: Угу…

Она: Я поверить не могу! Ты не поделился со мной!

Он: Ну, я сперва набрал хворост и хотел испечь его, а потом подумал, что ты вернёшься, и решил не рисковать.


Она поднимает куртку и кидает в него.


Она: Тогда надевай это и отправляйся вонять, чтобы собрать нам что-нибудь к ужину.

Он: Не сомневайся. Я так прямо сейчас и поступлю.


Надевает куртку. Она достает сломанный гребень и принимается с напускной обидой расчесывать волосы. Он останавливается.