Процесс трансформации медиаправа из права СМИ в право массовых коммуникаций далеко не завершен. Ныне медийная инфраструктура общества, доросшая во многом благодаря конвергенции различных видов медиа до уровня экосистемы (media ecosystem), характеризуется еще бо́льшим разнообразием и объемлет не только традиционные средства массовой информации (периодические печатные издания, телеканалы, информационные агентства и т. д.) и сетевые издания, но и многочисленные информационно-посреднические структуры (агрегаторы контента, социальные сети, цифровые платформы и сервисы и т. п.), а кроме того, неисчислимое множество конечных пользователей, становящихся как потребителями, так и производителями массовой информации (например, блогеров).

Однако, если регулирование организации и функционирования традиционных СМИ и сетевых изданий уже интегрировано в медиаправо, то в отношении других участников медийной экосистемы законодательство продолжает оставаться разрозненным и фрагментарным. Более того, в последние полтора десятилетия оно преимущественно обновляется не путем модернизации Закона о СМИ, а через изменение главного, структурообразующего источника всего континуума информационного права – Федерального закона от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее – Закон об информации).

В результате нарушается системность информационного законодательства, нарастает его хаотичность, накапливаются противоречия и пробелы. Бессистемность правотворчества, в свою очередь, нарушает стабильность правоприменительной практики. «Одна из сложных задач – пишет Ю. А. Тихомиров, – преодоление бессистемности в правотворчестве и хаотичности в правоприменении, когда теряются связи между институтами и органами, соотношение между различными правовыми актами, утрачивается чувство целостности в решении стратегических задач страны»[7]. В частности, правоведы справедливо обращают внимание на такое негативное явление, как принятие под каждую сиюминутную задачу специального федерального закона.

В этой ситуации повышается значимость научного осмысления накопившихся правовых проблем. Как отмечает, в частности, В. Н. Синюков, «для отечественного типа социального обновления при всем его иррационализме, непредсказуемости и перманентной политической хаотичности тем не менее вот уже на протяжении двух веков весьма характерно стремление опереться на научный авторитет, рациональную программу переустройства общества»[8]. В данном случае роль ориентира для законодателя, а вслед за ним и для правоприменителя должна сыграть научная доктрина медиаправа, которая в отсутствие кодифицированного законодательного акта, системно регулирующего функционирование массовых коммуникаций в современном российском обществе, призвана стать связующим звеном между установленными в 1993 г. конституционными основами правового порядка современной России в их адекватном теоретическом освоении и конкретикой формирования правового регулирования и правоприменительной практики в данной сфере[9].

Согласно доктрине, медиаправо – это самостоятельная комплексная отрасль права и одновременно подотрасль информационного права, объединяющая на основе конституционного института свободы массовой информации совокупность взаимосвязанных, взаимодополняющих правовых норм, регулирующих относительно обособленную группу общественных отношений, возникающих в сфере массовых коммуникаций в связи с обеспечением их организации и функционирования в качестве одного из важнейших институтов гражданского общества и демократического правового государства