То ли дело Денеб – мой шестилетний братишка, вот кто пошел в родителей и внешностью, и веселым нравом, так отличающимся от моей нелюдимости. Мама предпочитала не брать Денеба с нами в таверну, поэтому и сегодня братишка остался дома с няней миссис Хлоэ.

Я с необъяснимой тоской посмотрела на небольшую резную плиточку, что одиноко притаилась рядом с раковиной. Каждый раз, когда я рассматривала изображенную на ней голову Горгоны, окруженную змеями вместо волос, я испытывала странные чувства, которые не могла себя объяснить. Мне было будто бы… жаль ее? Эта плиточка была одним из тех малочисленных упоминаний о прошлой династии, что остались такими безмолвными изображениями по маленьким городкам и селам Империи.

Родители рассказывали, что тогда, почти девятнадцать лет назад, газеты пестрели шокирующей всю Империю статьями о том, что предыдущий император Андроклес возглавляющий Дом Горгон пошел на сделку с вражеским королевством, подписав с ними убийственные для наших территорий и экономики пакты. Великие Дома входящие в совет Империи не смогли терпеть подобного произвола и были вынуждены совершить переворот, намереваясь отстранить Андроклеса и императрицу Оливию, милостиво предоставив им неприкосновенность и уединение в одной из дальних провинций, но, как было объявлено позже, правящая чета не желала мириться с ускользнувшим могуществом и в ходе вероломного нападения на членов совета трагически погибла, навсегда прервав ветвь Дома Горгон.

Конечно, ходили слухи о якобы выжившем и скрывшемся где-то на Жемчужных островах малолетнем племяннике бывшего императора, но и эти кривотолки быстро прекратили, прировняв к госизмене.

Возвращаясь из нахлынувших размышлений, я принялась за ту посуду, что была на подносах, поворачиваясь к маме, устало уперевшейся руками в столешницу:

– Все будет хорошо, не волнуйся так. Отцу частенько приходится связываться с пьяницами, не думаю, что эти чем-то отличаются от остальных, хоть и облачены в форму. Протрезвеют и даже не вспомнят, где именно провели предыдущий вечер.

– Наверное, ты права дорогая… – нехотя согласилась она.

Неожиданно за нашими спинами хлопнула дверь, пропуская на и без того тесную кухоньку моего отца. Обладая весьма внушительной фигурой, он загородил собою весь проход, устало оттирая высокий лоб:

– Медди, Глоя, подавальщицы не справляются с наплывом посетителей. Боюсь, вам тоже придется выйти в зал. – Он виновато улыбнулся, растирая мозолистой ладонью шею.

– Пилай, – мама быстро подхватила хранящиеся на ближайшем стеллаже чистые подносы, – ничего страшного, конечно же мы поможем. – Пробегая мимо него, мама чмокнула покрытую светлой щетиной щеку, от чего отец покрылся заметным румянцем.

Меня всегда умиляло, как спустя столько лет брака, родителям удавалось сохранить нежность, буквально окутывающую их ореолом любви. Даже нашу таверну отец назвал не иначе, как именем любимой жены, наотрез отказываясь рассматривать какие-либо другие варианты, чем когда-то изрядно повеселил сплетников, живущих по соседству.

Оттерев влажные руки, я вооружилась подносом, покидая кухню вслед за всеми.

Ярко освещенное помещение таверны встречало гомоном голосов и звуками приятно льющейся из граммофона, установленного за широкой стойкой. Лакированное дерево тяжелых столов и темно-синие шторы придавали уюта. «Глоя», словно обитая бархатом музыкальная шкатулка, была дорога моему сердцу, в своей простоте и тепле семейного очага.

Отец, вернувшийся на свое место за барной стойкой, принялся выполнять очередной заказ сидящего напротив на высоком стуле мужчины. Мой взгляд зацепился за длинные белые волосы незнакомца, собранные в высокий хвост, и тонкие черты лица с чуть раскосыми миндалевидными глазами, но тут же скользнул дальше, к призывно махавшим посетителям за дальним столиком.