Я вернулся домой поздним вечером, часов в одиннадцать, в однокомнатную квартиру многоэтажного дома. На кухне блёкло горела одна лампа. На стене, слева от плиты, висел прошлогодний календарь. Конфорки было две, но работала всего одна. Холодильник был грязным: весь потёртый, со сломанной полкой и неработающей морозилкой. Сегодня я ужинал бутылкой пива и рыбными палочками, чей вкус напоминал резину.

Что же находилось в ящиках вместо еды? Краденные из больницы медикамениты, домашнее хирургическое оборудование и толстенные пособия. Книги были из газетной бумаги, на которых мелкий шрифт можно было прочесть только под лупой, чем я и занимался: телевизора у меня не было, а лишняя страница конспекта – будущая оценка “отлично” за финальный экзамен. Сев за квадратный стол, я принялся читать главу “Использование опиума в качесвте наркоза”.

Вечер был благоприятным: лёгкий сквозняк, фонарный свет, падающий на книгу, с улицы доносились клаксоны автомобилей, а из окна был вид на соседнюю многоэтажку. Только мне стоило включить радио после чтения, так все эфиры были забиты дурацкими дебатами о принятом соглашении между США и Турцией “по вопросу взаимного использования атомной энергии”. Если честно, меня это вообще не волновало. Все эти понятия были где-то там, и меня они никак не касались. Вот проснусь я, пошёл на практику, потратил пару долларов на завтрак, а толку мне от турецких властей? Никакого! Переключив на джазвую радиостанцию, я лег на диван и начал наслаждаться музыкой. Одно меня беспокоило: во время разговора с Кларис и Фрэнком до меня кое-что дошло. Всё свободное время я проводил в кафе или на практике, куда вложил уже достаточно времени. Прихожу домой с практики, читаю пособия, засыпаю, просыпаюсь, иду в больницу и возвращаюсь в кафе. И так по кругу. Целый год я веду такой бессмысленный, а главное – бесперспективный образ жизни. Смысл от практики, если деньги кончаются? А про надоевшую учёбу в колледже – вообще молчу. Одним словом – день сурка…

Как сейчас помню, каким счастьем был мой переезд. Каждый день, прожитый с родителями, был настоящим кошмаром. Если вы возьмёте работника фирмы по производству холодильников, который променял карьеру музыканта на стабильный заработок, и девушку “с сомнительным прошлым”, которая завела ребёнка в шестнадцать лет, то получите баласт. Как бы не старалась мама забыть прошлое, а папа – казаться значимым, они неневидели меня, ведь я – единственная причина, которая удержала их, а сейчас они так привыкли ненавидеть друг друга, что боятся что-то менять. Мама никогда не говорила лично, но в один момент папа напился на чей-то свадьбе. Он подошёл ко мне, крепко обнял и прошептал на ухо: “Ах, если бы у нас тогда были деньги на аборт…” А мне было одиннадцать лет! К тому же, из-за “весёлой юности” моей мамы, у меня был особый подарок в генофонде: наследвенный риск психических заболеваний. Сколько же она убила нервов и денег на то, чтобы получить хоть какую-то бумагу, подтерждающую шизофрению, когда её стали активно изучать в 40-х. Каждый день, перед сном, я читал эту дурацкую молитву: избегать стресса, психотропных веществ, старасться не подвергаться стрессу. Хоть я и не верил в такого рода заболеваний, но это была лучшая ложь, чтобы прогулять школу. Вот и получается, что для отца я был настоящей обузой, а для матери – бедным ребёнком, которого надо спасать, а не воспитывать. Но стоило мне увлечься медициной, как я сразу стал любимым сыном. Кажется, что мои предки волновались о поступлении куда сильнее, чем я. Забавно, но когда я говорил свою историю жизни кому-то другому, люди начинали меня жалеть. “Господи, Джими, мне так жаль!” “Не переживай, это всё позади!” Да, мне было неприятно, но по-итогу, благодаря своим талантам и упорству, меня наконец-то стали