– Ты меня по заданию родителей искал? – насторожилась Вероника.

– Нет, конечно. Дядя Жора, кажется, так и не понял, что ты ушла. Он на следующий год от белой горячки… – Антонов замолчал.

– Ну, ясно. А мама? А близняшки? Как они? Ты бываешь в Гнездиловке? – Вероника вдруг почувствовала острую тоску по дому. Почти десять лет она гнала от себя малейшее воспоминание о родном селе, вытравила из себя все, что было связано с ним. Даже друга детства не узнала, а ведь сколько времени вместе проводили, хоть он и старше нее был на лет пять кажется.

Антоновы жили на соседней улице. Жили добротно – хозяйство, огород, птичий двор. У Серого даже велик свой был, но он не скупился, каталась на нем вся детвора. Только Веронику он сажал на перекладину и вез по улице сам. Она от гордости крутила головой, и он покрикивал, подражая своему отцу, «Не вертись, шиндря!».

– Вероника, я всегда тебя помнил. Просто мегаполис засасывает, сама знаешь. А когда мне отец сказал, что ты уехала поступать и пропала, стал тебя искать. Но я в райцентре искал, не думал, что ты в столицу подашься.

– Почему?

– Ты всегда такая робкая была, тихая. Из-за своего папаши что ли… Я когда наш местный политех бросил, сначала пошел в полицию работать. Там на следующий год направление дали в Москву, и я, представь, с первой попытки поступил в университет МВД на следственный факультет. И знаешь почему? Представлял тебя. Думал, вот выучусь и буду защищать, таких как ты, – сказал Антонов и снова взял ее за руку. Вероника ее отдернула и отодвинулась.

– Вот еще выдумал! Ничего ты про меня не знаешь! Я последние два года только и мечтала из дома убежать. Отец допился до того, что стал руки распускать. А мать! Мать всегда на его стороне. Малышня, Севка с Катькой, орут, сопли распустят, есть просят, а они ругаются, бутылку выглушат и снова ругаются. Осточертело! Боялась, что до смертоубийства дойдет. Думала, хоть куда, только не здесь.

– А как ты в Москву попала?

– У меня аттестат с отличием. Сначала тоже хотела в местный вуз, но доехала до города, побродила, подумала, что здесь меня легко будет найти, взяла билет на поезд и – в Москву!

– Прямо по Чехову…

– Ну, типа того. Я последние два года, как решила бежать, деньги откладывала. Понемногу, чтобы мать не заметила. А где у нее заначки, я знала. Она все на отца грешила, не могла на меня подумать. А потом еще бабка из Сибири присылала на мое имя. Не доверяла отцу, знала, что пьет по-черному. Я получу на почте, а матери половину отдам, она никогда не проверяла. В общем, сумма скопилась хоть и небольшая, но на билет и на жилье на первое время у меня было.

– А как ты в Академию попала? Туда же конкурс сумасшедший… Я, честно скажу, тебя в научной среде и не искал. Думал, ты по гуманитарному делу пошла или в театральное. Ты же в танцевальный кружок ходила…

– Ух ты! А ты и вправду за мной следил. А я думала, старшеклассники на мелюзгу внимания не обращают, – теперь улыбаться настала очередь Вероники.

– Ну… – смутился Антонов.

– Да ладно тебе, Серый, мы же уже взрослые дяди и тети, – продолжала подначивать Вероника.

– Знаешь, в тебе какая-то загадка всегда была, будто внутри пламя горит, а внешне – ледяной покров.

– Красиво сказал, поэтично, для следователя даже слишком… Но ты про Академию спросил. Так странно тогда все сложилось, до сих пор поверить не могу. Я на квартиру к бабке устроилась, прямо с вокзала к себе повела, деньги взяла вперед за месяц, а через неделю меня выгнала. Стою на улице с чемоданом, реву, не знаю, что делать. Девушка мимо идет, остановилась. Это Лиза была. Она в этом районе чисто случайно оказалось. По просьбе своего отца академика Вороновского относила кому-то работу или рецензию на докторскую, не помню уже. Говорит «Пойдем к нам, отец что-нибудь придумает». Ну, я и пошла. Другого варианта у меня не было, – Вероника замолчала, будто припоминая все детали того времени.